Невидимая река

– Может, оно и к лучшему. Это был просто ужас, как раз когда мы переезжали из Боулдера в Денвер. Кошмар!

– Ну теперь уж рассказывай, что произошло, не бросишь же ты на полуслове?

– Убили двоих человек. В их же собственных домах! А одно из убийств произошло прямо средь бела дня. Мексиканцы. Я думаю, это были члены одной банды.

– И что, их ограбили?

– Видимо, да, причина была в этом, кража со взломом. Если бы ко мне ворвались грабители, я сказала бы им – пусть забирают все. Какой смысл умирать из-за сумочки или… – Ее трясло.

– Да уж.

– В этом городе никогда не угадаешь с соседями – кто хороший, кто плохой, поди пойми. Все выглядят одинаково, разве не так? Плебейское, скучное место. Я никуда не выхожу, занимаюсь только в спортзале.

– Я тут побывал кое-где в городе, по мне так нормальное место.

– Ну уж нет! Как только появляется свободное время, мы отправляемся в Вейл. Уверена, что ты знаешь Денвер лучше меня, хотя я прожила тут целых три года. – Она сделала глоток кофе и стала скатывать пальцем в шарик кусочек расплавленного сыра. Выглядело это потрясающе эротично! Если на то пошло, во всем, что она делала, был некий элемент эротики.

– Который час? – спросила Амбер.

– Без четверти десять, еще не пора.

– Может, еще по кусочку?

– Давай.

Она поднялась и пошла за добавкой. Мне и первый-то кусок проглотить было непросто, но я не хотел ее огорчать. Она вернулась и плюхнула половину мне на тарелку:

– Очень неплохая пицца для такого захолустья.

– А как звали эту девушку из Ирландии, мир тесен, может, я ее знаю?

– Виктория как-то там, она не совсем ирландка, индианка, а родилась в Ирландии. У нее какая-то непроизносимая фамилия, я только однажды ее встретила, такая славная.

– Ну, не припомню, чтобы встречал кого-то похожего, в нашей школе были в основном белые. По-моему, иммигрантов не было вообще, даже шотландцев.

– Она бы тебе понравилась, такая милая.

– Понимаю, что тема не из приятных, но кто был вторым?

– Ханс, он был вице-президентом по вопросам массовых рассылок. Он немного поддавал, никто окончательно не уверен, что произошло. Упал с балкона. Видели, как он спорил с двумя мексиканцами. Полицейские стреляли по ним, но их до сих пор не нашли. Совершенно жуткая история. Ты даже не притронулся к пицце.

– Честно говоря, я уже наелся.

– Ты же сказал, что не против добавки?

– Я не могу тебе ни в чем отказать. – Я широко ей улыбнулся.

Она рассмеялась и скривила лицо, делая грозный вид:

– Меня обманули, я вне себя от ярости!

– Прошу прощения, – сказал я. – Слушай, может, ты возьмешь и мой кусок?

На секунду-другую она задумалась:

– Ты точно не будешь?

– Не-а.

Она схватила пиццу и тут же откусила:

– Не пропадать же добру.

Я наслаждался, глядя, как она ест. Она прикончила пиццу с нескрываемым удовольствием и вытерла руки.

– А что едят в Ирландии? Солонину с капустой? – вдруг спросила она.

– Нет, я в первый раз услышал про солонину, когда приехал сюда. Но еда все равно ни к черту. Все жареное. Жареные сосиски, бекон, яйца, драники на завтрак, чипсы на обед, рыба с чипсами на ужин. Куча масла, сливок, кровяной пудинг, мороженое. Пиво. Белфаст похож на «Бегство Логана» [22], никто не переживает тридцатилетний рубеж, у всех случаются сердечные приступы.

Она усмехнулась:

– Может, их убивает чувство вины истых католиков?

– Ну, это не про нас, мои родители хипповали, они евреи, но ни к какой религии себя не относили.

– Разве О'Нил – еврейская фамилия?

– Дедушка принял христианство.

– Вот это да! – Она была заинтригована. – А в школе тебя не дразнили?

– Да не особенно, в школе на меня не обращали внимания, я неплохо соображал, особо не светился, и все считали меня немного не от мира сего.

– У нас в Америке такие всем нравятся.

– Это радует.

– Ага. – Она потянулась через стол и потрепала меня по щеке.

Она сделала это с иронией, но жест вышел настолько интимным, что я на пару мгновений впал в ступор. Пальцы ее были липкими.

– Ой, я тебя сыром испачкала. – Она взяла салфетку и стерла следы преступления.

– Спасибо.

– О боже, Александр, такой долгий, ужасный, холодный вечер, да? И каждый дом оказывался еще хуже предыдущего. – Она засмеялась. Чудный звук, прямая противоположность гоготу ее деверя. Ее смех – как струнный квартет, импровизирующий на тему Моцарта.

– Согласен.

– Обычно я не хожу по домам, а сижу в машине с Чарльзом, чтобы ему не было скучно. Утешь меня, скажи, что не все люди такие странные.

– Мне как-то попался один с пистолетом.

– Какой ужас! – испугалась она. – И что ты сделал?

– Постарался сохранить спокойствие. Он считал себя Джеймсом Бондом. Честно признаться, было стрёмно.

– Ты рассказал об этом Чарльзу?

– Нет, это было в самый первый раз, и мне не хотелось показаться слабаком, понимаешь?

– Если бы со мной такое произошло, думаю, я бы сразу уволилась, – сказала она, смеясь.

Я сидел на своем месте, она по-прежнему играла с сыром, теперь, зажав его зубами, растягивала пальцами как резину – просто малое дитя какое-то.

– Десять часов, нам лучше вернуться к остальным с их скорбями, – решила Амбер.