Невидимая битва

Такие действия не только не противоречат идеалам «Воинов Христа» — иезуитов, но следуют из детально разработанных инструкций их организации. Общий, главный тезис идеологии ордена «Цель оправдывает средства» имеет огромное количество вытекающих из него наставлений, приложимых к разным ситуациям. Среди них можно найти и то, которое на деле применил Дантес: «Если прелюбодей, даже если бы он был духовным лицом… будучи атакован мужем, убьет нападающего… он не считается нарушившим правила».[48] То есть, поступки Жоржа Дантеса были бы оправданы с точки зрения католической морали иезуитов даже в том случае, если бы он, пускаясь «во все тяжкие», имел высокий духовный чин кардинала. Такова норма, закрепленная и узаконенная для всех членов ордена целыми томами теологических изворотов и хитросплетений его руководителей (у нас еще не раз будет повод их цитировать).

Об исключительной преданности католицизму Дантеса писали все его биографы. Она была старой семейной традицией. Мать Жоржа-Шарля Дантеса — графиня Мария-Анна Гацфельдт. Ее тетка была замужем за графом Францем-Карлом-Александром Нессельроде-Эрегосфен. Все эти дефисы в именах и фамилиях — знаки обширных родственных связей Дантеса. Он родственник графа Нессельроде, а по линии отца, Жозефа-Конрада Дантеса, внучатый племянник барона Рейтнера, командора Тевтонского ордена,[49] и уже по своему родству определен судьбой быть в самых влиятельных политических кругах, как, например, его близкий коллега по политике граф Рошешуар, державший тайные конспиративные связи с канцлером Нессельроде и Бенкендорфом. В Россию Дантес попадает как протеже самого прусского принца Вильгельма, будущего императора германского и короля прусского.

Так что недооценка личности, способностей и связей Дантеса может быть причиной непонимания его роли как в жизни Пушкина, так и в истории России. За банальным, казалось бы, любовным заигрыванием могло скрываться нечто другое.

Сами похождения Жоржа Дантеса-Геккерна за женскими сердцами, когда в салонах о нем говорили, что дамы вырывают его друг у друга, могут иметь одно неожиданное объяснение. Оно раскрывается из записок современников и размышлений пушкинистов о странностях «родственной» близости двух Геккернов, молодого и старого, из истории ордена иезуитов, да и самой Римско-католической церкви.

Дантес не был несчастным сиротой, нуждавшимся в усыновлении. Вопреки этой легенде, ходившей в обществе, отец его был богатым помещиком в Эльзасе, всегда оставался в хороших отношениях с сыном и завещал на случай своей смерти Жоржу состояние в 200 тысяч франков. Геккерн, ставший официально его вторым отцом, к его благополучию материальному добавил еще большую долю благополучия и любовь. Но не отеческую. Природу этой любви, в общем-то, известную всем исследователям той истории, проще всех раскрывает близкий приятель Жоржа, уже знакомый нам Александр Трубецкой:

«… за ним водились шалости, но совершенно невинные… Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним… В то время в высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль…»[50]

Термин «педераст» закрепился за Луи Геккерном уже в книгах Анненкова, первого биографа Пушкина. В то ли время в высшем свете было «развито бугрство» или во все другие времена тоже, трудно сказать, но такое занятие по истории устойчиво соседствует с традициями не только светского европейского общества, но и католического духовенства,[51] которое имело такой значительный вес и признание в глазах наших героев.

Быть причастным к особо утонченному разврату считалось за некую тайную доблесть. Она объединяла людей, претендовавших на духовный авторитет и власть в обществе, в круг избранной элиты, повязанной круговой порукой «нежных уз».

Такие «невинные забавы» не являются просто развлечением и мелочью, далекой от общественной жизни и политики. Напротив, они помогают проделывать с человеком, стремящимся под покровительство сильных мира сего, определенные трансформации и как бы лепить его душу заново, соревнуясь с творческим искусством Бога. Сначала душу нужно сделать мягкой как глина, лишив ее твердости нравственных качеств. И путь к этому может быть только через развращение, медленное и осторожное, шаг за шагом, чтобы сам человек не мог заметить такого своего преображения.