Невестка

Виктор засмеялся и, ничего не сказав, поехал дальше. Ему нравилась эта своевольная, всегда веселая, беленькая, как ягненок, девушка. В городе он видел, как многие модницы разными припарками да электрическими токами заставляют свои волосы виться, а у Варьки от природы всегда светится бело-золотистый венчик вокруг лба и ниже висков; даже под дождем он не расходится и не меняет цвета. Почти со всеми Виктор держался суховато, как бы официально, даже с молодежью не позволял себе шутить и не допускал никакого панибратства. Варьке же прощал все, даже то, что она подчас не слушалась его как бригадира и посмеивалась над ним, когда не было поблизости Ларисы.

Вечером Виктор приехал с поля, сдал коня Мефодию и, не заходя домой, пошел в клуб. Там была еще только Варя, она налаживала висячую лампу, которая то и дело стреляла искрами и коптила.

- Соли какой-то дурак в керосин насыпал, - сказала Варя, заметив бригадира.

- Так возьми у Шандыбовича, налей свежего, - посоветовал Виктор.

Он хозяйским шагом прошелся по залу, остановился около плаката о кукурузе на стене, в большом кругу света на полу заметил глубокие вмятины от копыт и - поспешил отвести глаза.

- Что, тошно глядеть? - насмешливо проговорила Варя. - Это же твоя работа! Только один какой-то дурной царь, где-то я читала, вводил коня во дворцы.

- Брось ты! - мрачно, однако незло огрызнулся Виктор. Попробовал представить, как это он въезжал верхом в клуб. И не смог вспомнить. Только что-то неясное, словно сквозь густой туман, мелькнуло в памяти. - А какой вопрос сегодня? - обратился он к Варе и сел на самую низкую скамейку около стола.

- Я толком не знаю, - все так же игриво ответила девушка. - Наверное, о твоей лошадиной польке будут говорить.

Виктора будто снегом обдало. Он как-то весь съежился, потер руки и, поведя на Варю мутными глазами, тихо проговорил:

- Ты уж хоть на собрании язык не распускай. Подняли шумиху! Подумаешь, выпил человек!

Вошли Ольга с Павлом. Павел подал Виктору руку - два дня не виделся с ним, - а Ольга только взглянула на бригадира как-то растерянно и села неподалеку на другую скамейку.

"Все родичи, - подумал Виктор, поглядывая на Павла и Ольгу. - Родичи... Еще Лариса придет. Если и проберут, так не очень больно. В своей семье все может быть".

Пришли еще две комсомолки, и вся организация была в сборе. Не хватало только самого секретаря. Виктор молча бросал взгляды на дверь: вот придет Лариса, а с нею - представитель. Наверное, так оно и есть: если Лариса задержалась, значит - там у нее люди. Посоветуются, подготовят повестку и придут вместе.

Однако Лариса пришла одна. Виктор строго, с обидой поглядел на Варьку. Та тряхнула своими кудряшками и чуть заметно улыбнулась.

- Все наши? - спросила Лариса и села за стол почти напротив Виктора.

Варя ответила ей, что все, хоть это видно было и так. Но Лариса почему-то не спешила открывать собрание. Она что-то набрасывала на листке в косую линейку, о чем-то думала. Все настороженно молчали, так как знали, что собрание будет необычным, а Виктор еще не верил, что разговор может пойти о нем, что вот эти люди, его подчиненные, да к тому же еще и родственники, станут его пробирать. Он уставился в лицо Ларисе, силясь по ее глазам понять, что тут затевается. Но Лариса в этот момент не смотрела на него, и только по ее наморщинившемуся лбу, неспокойным ресницам и излишне быстрому, словно бы нервному движению руки с карандашом Виктор почувствовал, что приближается что-то серьезное. И вдруг им начал овладевать страх. Силясь преодолеть его, бригадир попробовал вспомнить: бывал ли он когда-нибудь раньше в таком положении? Всплыли два-три случая из времен службы на воинском складе, но они представлялись незначительными в сравнении с тем, что может произойти сегодня. Тогда забеспокоил вопрос: что ж тут можно будет сказать, как оправдываться, если вдруг начнут выкладывать все начистую? И не находилось, что сказать. С горечью Виктор вспомнил, что никогда раньше не думал, как это оправдываются, ибо не считал себя виноватым. Признаваться теперь в ошибках, бить себя в грудь? Нет, это совсем не то. Перед Ольгой да Варькой он никогда не станет на колени. А страх и растерянность невольно закрадываются в душу все больше и больше...

Лариса встала. Листок в косую линейку задрожал у нее в руках. В зале стало так тихо, что она услышала дыхание Виктора. Очень знакомое, близкое дыхание. Боязливо взглянула на мужа. Их глаза встретились. Виктор глядел на нее мягко, доверчиво и с таким испугом, что невольно вызывал жалость. Лицо бледное, сам он какой-то беспомощный. Казалось, вряд ли найдется сейчас человек, который мог бы бросить в это лицо упрек. Сцепленные в пальцах руки, наверное, также дрожат.

- Собрание нашей комсомольской организации, - начала Лариса деланно бодрым голосом, - считаю открытым. На повестке дня... - Голос ее вдруг снизился до шепота, задрожал, словно задыхаясь в груди. - На повестке дня один вопрос, - вымолвила она с огромным напряжением воли, однако уже чуть слышно.