Кросс прервал поцелуй, пока оба не воспламенились, отстранился и сжал ее лицо в ладонях:
– Я люблю тебя.
Пиппа тихо ахнула, и он осторожно провел пальцем по уродливому синяку, окружавшему глаз.
– Боже, – прошептал он, пожираемый эмоциями, прежде чем повторить: – Я так тебя люблю.
Пиппа покачала головой, едва сдерживая слезы:
– Ты никогда этого не говорил.
– Я идиот.
– Согласна.
Он засмеялся и снова поцеловал ее в губы нежным долгим поцелуем, жалея, что они здесь, в самом оживленном месте Мейфэра.
– Я не верил, что достоин, – начал Кросс, прижав палец к ее губам, когда она попыталась заговорить, поправить его. – Я никогда не верил, что достоин своей семьи, своей сестры… счастья. А потом пришла ты и заставила понять, что я абсолютно недостоин тебя.
Пиппа схватила его палец. Оттянула.
– Ошибаешься.
Он улыбнулся:
– Вовсе нет. Есть сотня мужчин – многие сейчас в этой церкви, – которые заслуживают тебя куда больше. Но мне все равно. Я жалкий ублюдок и хочу, чтобы ты была только моей. Не могу представить жизни без тебя и твоей неумолимой логики, и твоего прекрасного ума, и твоей собаки с ужасной кличкой.
Пиппа улыбнулась, и он снова сумел свободно дышать, подумав на секунду, что может завоевать ее. Что сможет добиться успеха. Эта мысль побудила его продолжить:
– И мне все равно, что я недостоин тебя. Что, возможно, делает меня худшим из людей, именно таким, за которого ты не должна выходить замуж. Но клянусь здесь и сейчас, что я сделаю все возможное, чтобы стать достойным тебя. Твоей честности, доброты и любви.
Кросс замолчал. Пиппа тоже молчала, глядя на него глазами, казавшимися огромными за линзами очков.
Его спасение. Его надежда. Его любовь.
– Ты нужна мне, Пиппа… – прошептал он. – Будь моим Орфеем. Выведи меня из ада.
Слезы в ее глазах наконец пролились. Она бросилась в его объятия. Он обхватил ее руками, и она выдохнула:
– Неужели не видишь, как нужен мне? Две недели я шаталась под тяжестью того, что ты сделал со мной. Того, что заставлял чувствовать. Сознания того, что ты владеешь мной. Сердцем и душой. Ты мне нужен. Кросс, Джаспер или Харлоу, кем бы ты ни был, мне нужно, чтобы ты меня любил.
И он будет любить ее. Вечно.
Кросс снова поцеловал ее, вкладывая в ласку все, что испытывал в эту минуту, все, во что верил. Все, в чем клялся.
Когда поцелуй кончился, оба тяжело дышали. Он прижался к ее лбу своим.
– Ты не вышла за него.
– Я же сказала, что не могу. А… а что ты собирался делать?
Кросс обнял ее, желая одного: быть рядом. Быть как можно ближе.
– Что бы ни понадобилось.
– Неужели остановил бы свадьбу Оливии? – ахнула Пиппа.
– Как думаешь, она простила бы меня?
– Ни за что, – улыбнулась она.
– А ты? Простила бы?
– Разумеется. Но я уже остановила свадьбу.
Пиппа, морщась, кивнула в сторону двери.
– Когда все поймут, начнутся злобные сплетни, и… Зато Оливия по крайней мере к тому времени станет виконтессой.
Он все исправит. Сделает Тотнема премьером и Оливию – самой влиятельной в Лондоне женщиной.
И сделает Пиппу графиней. Навсегда.
– Ты не вышла бы за него, – сказал Кросс, распираемый благодарностью за ту высшую силу, которая привела ее к нему.
– Я однажды сказала тебе, что не люблю нечестности. И нет ничего более нечестного, чем клясться в любви одному мужчине, когда твое сердце принадлежит другому.
Она любила его.
– Кажется невозможным, – прошептал Кросс, – что ты можешь меня любить.
Пиппа привстала на носочки и прижалась поцелуем к его подбородку. Никто до этого не целовал его в это место. Никто никогда не любил его, как она.
– Как странно, – сказала она, – а мне кажется невозможным, что я могла не полюбить тебя.
Они снова целовались, пока Кросс не почувствовал, что у него два выхода: либо закончить поцелуй, либо бросить Пиппу на большие каменные ступеньки мейфэрской приходской церкви и немедленно овладеть. Но пришлось все же выбрать первый вариант и прервать поцелуй.
Ее глаза долго оставались закрытыми. Он смотрел на эту прекрасную женщину, которая будет принадлежать ему вечно, и спокойное удовлетворение, доселе незнакомое, разливалось по нему, теплое и ласковое.
– Я люблю тебя, Филиппа Марбери, – прошептал он.
Она вздохнула, улыбнулась и открыла глаза.
– Знаешь, люди часто говорят, что в момент, когда испытывают наивысшее счастье, слышат церковные колокола, но я всегда считала это преувеличением. И все же… сейчас…
Кросс кивнул, задыхаясь от переполнявшей его любви.
– Я тоже их слышу, – подтвердил он и поцеловал ее.
Самая красивая в Лондоне пара тоже слышала колокола: счастливую какофонию, отмечавшую конец брачной церемонии, соединившей новобрачных виконта и виконтессу Тотнем. Церемонии, о которой Пиппа и Кросс, похоже, забыли.
Но вынуждены были вспомнить, когда двери церкви открылись и члены общества стали выходить в серое апрельское утро. Наконец-то они могли посплетничать о самой важной части двойной свадьбы – одной пропавшей невесте. Но смогли обнаружить вышеуказанную даму, которая вовсе не пропала. Мало того, оказалась прямо у церкви. В объятиях мужчины, с которым не была помолвлена.