– Жену не тронем, а ты не доводи до греха. Время идет, а результатов никаких. Не думай, что просто так соскочишь с темы. И, надеюсь, глупостей с полицией тоже не будет. И запомни как следует: мне твое хозяйство не нужно. Мне нужны монеты.
Максим ушел от Серго поздно – пришлось поприсутствовать при беседе об охотничьих трофеях и делать вид, что веришь в эту дружескую, добрую болтовню. «Он думает, что хитер, – размышлял Максим, – думает, что весь этот антураж меня обманет. Восточный менталитет – двойственность во всем!»
Обратный путь был долог. Максим не спешил, выбирал длинные объездные пути – ему хотелось побыть одному и подумать.
Сегодня, увидев испуганные глаза Ани, Максим впервые понял, что семья разрушилась. Она и создавалась на пепелище Аниной любви к этому Олегу. И создавалась она Максимом. Аня, даже родив троих детей, не смогла до конца забыть Олега, не смогла полюбить Максима. Он это и чувствовал, и понимал. Но любить ее было увлекательно, азартно. Такая грустная и красивая, знакомая и неизвестная. Максим подумал, что, пройдя через эту несчастную любовь, через несостоявшуюся свадьбу, Аня стала вдруг совсем иной, другой, незнакомой женщиной, которую завоевывать было вдвойне тяжелее и интереснее. Что же будет там, в будущем, когда закончатся эти «сальто-мортале», когда придется все-таки приземлиться на обе ноги и почувствовать почву, Максим не думал. Перед ним была одна цель – Аня. И вот эта цель достигнута. Впрочем, никогда у него не было чувства победы. Было постоянное ощущение, что отстаиваешь право на свое чувство. Что больше всего его раздражало? Почему так легко ему было превратиться в душевного палача? Все потому, что Максим всегда видел в глазах Ани эти весы с покачивающимися чашами. И тот, сбежавший, всегда перевешивал. Несмотря на то, что сбежал. Впрочем, с определенного момента Максима уже мало интересовали тонкости семейной жизни. Ему было страшно – люди, с которыми так легкомысленно он обошелся, были жестки. Он это понимал и, сцепив зубы, пытался выполнить их требования.
Эти три месяца без Ани тяжело ему дались. Вечное ожидание страшной развязки: рокового звонка, подстроенной автокатастрофы, еще чего-то неведомого – превратило Максима в настоящего сумасшедшего. «Она сбежала, – повторял он про себя десятый раз, – сбежала, сбежала. Я сам себя загнал в угол, надо было с ней поговорить». Максим сожалел обо всем, что просто было сделать в прошлом. Просто взять и поговорить, признаться, покаяться. Почему он этого не сделал? Максим опять и опять отвечал на этот вопрос: «Монеты бы не отдала, презирала бы за алчность, неразборчивость, безответственность. Надо любить человека, чтобы прощать подобные вещи. Тем более у нас дети, трое сыновей!» Он вздохнул, закинул голову и прикрыл глаза – и вдруг почувствовал, как что-то переменилось в нем. Максим вспомнил, как в момент исчезновения Ани ему хотелось топать ногами, хотелось наорать на этого придурка, начальника охраны… Но за всем этим спряталось маленькое, осторожное чувство облегчения – Ани нет, а потому можно считать, что свою роль злодея он сыграл. Вот сейчас Максиму стало так же легко. Все кончено, от него больше не требуется угрожать и «принимать меры». «Надо ехать к Серго. Все рассказать. И про то, как собственность на монеты оформлена, и про Аниных братьев… Пусть как хочет, так и поступает. В конце концов, что они со мной сделают?! – Максим заерзал на кожаном сиденье автомобиля. – Я малодушен. Сказать все Анне не смог. Я не совсем пропащий – я рад, что она сбежала. Допросы с «пристрастием» – это не для меня, я бы ничего от нее не добился. Я даже ударить бы ее не смог… Та пощечина в комнате была случайностью, от безвыходности, от паники… Что Серго со мной сделает?! Что угодно. Это люди такие. Только б ее и детей не трогали. Ну, и козел же я! Яхта мне понадобилась! И ведь не оправдаешься теперь ни перед кем. Мальчишки, бедные… Им же должно было все достаться, а теперь… Впрочем, зачем Серго «убирать» меня? Проку от этого? Во-первых, и времена не те, и не разживешься особо. Если бы по закону… Закон…» На этих словах Максим Поздняев вдруг замер… Какая-то шальная мысль, почти сумасшедшая, почти фантасмагоричная, где-то когда-то подслушанная, мелькнула у него в голове. Максим замер, пытаясь мысленно ухватиться за тоненькую спасительную ниточку. «Наследство, наследники… Спасение где-то здесь… Допустим, меня «уберут» для того, чтобы получить все имущество… Нет, я боюсь скорее того, что показывают в кино, – пыток. Всяких там паяльников. Я переписываю на них имущество, но есть же сыновья… Если Аню обойти можно, то их обойти будет сложно – опять же, братья подключатся… Но вот заставить меня подписать какие-нибудь бумаги… Это они могут… не подпишу – буду ходить без носа, или уха, или пальцев… Что меня может спасти? А ничего… Я все теряю… Дети и Аня тоже. Ну что ж, в конце концов, коммерческие риски, да и у моей жены тоже кое-что есть. Та же самая коллекция… Нет-нет, минуточку…»
К себе домой Максим приехал поздно вечером.