Невеста смерти

Дон Юлий отвернулся, а чуть позже, когда он снова посмотрел на доктора и цирюльника, от спазма на его лице не осталось и следа – оно было спокойным и сосредоточенным.

– Приносите ваших пиявок, – сказал он уже не так громко. – И не забудьте привести девушку.

Глава 13. Письмо для Маркеты

Усталый всадник в мятой одежде и забрызганных грязью сапогах приблизился к бане. В Чески-Крумлове его не знали, но акцент указывал на то, что родом он из северных областей империи. Поперек седла лежал толстый кожаный мешок, потертый и истрепанный.

Спешившись, всадник постучал в дверь покрасневшими от холода костяшками пальцев.

Дверь приоткрылась, и выглянувшая в щель Люси Пихлерова недоверчиво уставилась на чужака.

– Не здесь ли проживает слечна Маркета Пихлерова? – осведомился незнакомец, утирая рукавом рубашки потное лицо. На правой щеке, когда он опустил руку, осталось грязное пятно.

Люси кивнула.

– Да, здесь, и я – ее мать. Что вам нужно от нее?

Неожиданный гость открыл кожаный мешок и вынул письмо, сложенное и запечатанное большой печатью красного воска.

– Мне поручено вручить это ей.

Хозяйка открыла дверь пошире и протянула руку.

– Можете дать его мне. Дочка сейчас работает в бане.

Незнакомец покачал головой.

– Господин, написавший письмо и оплативший его доставку, сказал, что я должен передать его лично, из рук в руки.

Пани Пихлерова нахмурилась.

– Маркета! – крикнула она, повернувшись в глубь дома. – Поди сюда!

– Иду, мама! – отозвалась девушка.

В ожидании дочери Люси сложила руки на груди и оглядела чужака с головы до ног. Она увидела, что он прибыл издалека – на это указывало утомленное, со следами пыли лицо и шея, усталые, опухшие глаза и напряжение в спине. Потянувшись, он поморщился и моргнул.

– Вам, пан посыльный, надо бы хорошенько попариться, – заметила женщина. – Вашего коня отведут в конюшню, покормят и почистят, а мои дочери поухаживают за вами в бане. У моей Маркеты ангельские ручки. Разомнет вам спинку, разгладит узелки – другим человеком выйдете!

Посыльный покачал головой – будучи человеком бережливым, он считал каждую монетку. Конечно, баня в Чески-Крумлове обошлась бы куда дешевле, чем в Праге, но расстаться с денежкой было выше его сил. Он уже задумал купить новое седло, чтобы хоть чуть-чуть облегчить дальние поездки, которыми и зарабатывал себе на жизнь.

Мысли его, однако, потекли в другом направлении, как только появилась Маркета. Девушка еще не успела вытереть руки о белый передник, а испачканное лицо гонца уже расплылось в улыбке.

– Тут человек говорит, что у него письмо для тебя. – Люси кивком указала на незнакомца.

Ее дочь уставилась на гостя большими глазами – никогда раньше никаких писем она еще не получала.

Посыльный передал ей сложенную и запечатанную бумагу и ободряюще кивнул. Маркета взяла письмо с осторожностью и почтением, словно гостию на причащении.

– Ну же, открывай! От кого оно? – спросила хозяйка дома.

– Даже не представляю, – пробормотала в ответ девушка.

– Открывай! – потребовала ее мать.

Маркета покачала головой.

– Нужно хорошее лезвие, чтобы сломать печать. Попрошу у папы нож.

Девушка умчалась, и гонец, проводив ее взглядом, повернулся к Люси.

– Пожалуй, добрая пани, я все же приму ваше предложение.

– И правильно сделаете. – Хозяйка свистнула, подзывая присматривавшего за конюшней мальчишку. – Говорю вам, не пожалеете!

Интерес к письму у банщицы быстро отступил перед денежным: завлекая в баню нового клиента, она уже слышала приятный звон монет в кармане.

Явившийся на зов Вацлав взял коня под уздцы и повел к конюшне.

– Ты же вернешься в баню? – крикнул вслед Маркете посыльный.

* * *

Отца в комнате не было – он еще не вернулся из Рожмберкского замка, куда отправился на встречу с доктором Мингониусом. Маркета остановилась в нерешительности. Трогать без разрешения его инструменты ей не позволялось. Но и ждать возвращения отца она не могла.

Открыв дубовый сундучок, девушка протянула дрожащую руку к ящичку с ланцетами и лезвиями, развернула кожаный конверт и взяла острый нож. Короткое, остро заточенное лезвие грозно блеснуло в тусклом свете.

Осторожно, словно письмо было неким живым существом, просунув лезвие под печать, она срезала ее и при этом ухитрилась оставить в неприкосновенности бумагу. Затем развернула документ, из которого тут же выскользнули два серебряных талера – они со звоном упали и покатились по каменному полу. Маркета наклонилась за ними и в изумлении открыла рот. На лицевой стороне монеты проступала фигура Иоакима, отца Девы Марии. А потом девушка стала читать письмо.