Читаем Невеста смерти полностью

Мало того, мельник вообще запретил дочери проводить время в компании какого бы то ни было мужчины – пусть, пока он не подыщет подходящего ухажера, держится женского общества. Катарина выбрала Маркету, чем немало удивила последнюю – и зачем первой городской красавице водиться с дочерью кровопускателя?

Но смешливую толстушку привлекал сильный, независимый характер подруги и восхищала ее страстная, непреходящая тяга к наукам. Она с увлечением слушала рассказы Маркеты, которая, в отличие от большинства женщин, умела и любила читать.

Зимой девушки с удовольствием катались в своих башмаках на деревянной подошве по обледенелой мостовой холмистой Мясной улицы, скользя и падая под улюлюканье и свист мясников. В перчатках без пальцев, закутавшись поплотнее в шерстяные накидки и притопывая, чтобы не замерзнуть, рубщики мяса с удовольствием хлопали отважным девчонкам. Щеки у Маркеты горели румянцем после нескольких часов в сырой, душной бане, а бледная кожа Катарины розовела и блестела, как глазированный пирожок.

Они были неразлучны, и, когда встречались, особенно в такие вот теплые, «ленивые» деньки, Катарина могла часами расчесывать и заплетать длинные волосы Маркеты.

– Какие у тебя необычные, прелестные волосы… Во всем мире таких нет, – вздохнула она. – В них все краски, какие только бывают в девичьих волосах. Янтарь, каштан… Посмотри-ка! Светлая прядка, совсем как у меня! А вот эта иссиня-черная, будто вороново крыло. Такие же у той цыганочки, Руби. О, а это!.. – И Катарина вдруг вырвала у подруги волосок.

– У-у! – взвыла та.

– Огненно-рыжий! Как у ведьмы Аннабеллы, – поддразнила ее дочь мельника, поднимая волосок к свету. – У тебя, наверное, заколдованные волосы!

– Не называй ее ведьмой! – шикнула на нее Маркета. – Ты же знаешь, Церковь их сжигает! Аннабелла – знахарка и умеет исцелять многие недуги.

– Успокойся! Я не Церковь и не король. И обижать нашу городскую целительницу вовсе не желаю. А теперь, ради Бога, расслабься и дай мне закончить дело.

Катарина снова подняла густые, тяжелые пряди и принялась заплетать их своими мягкими, умелыми пальцами.

– Если б они не так сильно спутались, я бы заплела твои волосы в косички разного цвета, и, будь уверена, ни одна из них не повторяла бы другую!

Она нежно и заботливо перебирала волосы подруги, распутывала узлы и растягивала их в длинные пряди, и Маркету начало клонить в сон. Девушки сидели в мягкой траве, у самой реки, и Катарина сплела для дочери цирюльника венок из полевых цветов, в изобилии росших на каменистой почве и оживлявших поля и лужайки Чески-Крумлова.

Дочь мельника забрасывала Маркету вопросами о ее отце и о профессии рудомета – как затачивают ножи, что такое четыре гумора тела, высвобождаемых при кровопускании, сколько человек он спас и сколько спасти не смог. Ее интересовало все – каким инструментом он пользуется, чтобы надрезать плоть, в какие банки собирает кровь, как ставит пиявки…

Каждый раз, задавая вопрос, Катарина прилежно крестилась, как будто и в знаниях о кровопускании, и в самой практике флеботомии, составлявшей основу профессии Зикмунда Пихлера, было что-то греховное.

– Расскажи еще раз, – виновато попросила она, касаясь пальцами лба и груди. – Про гуморы. Да, ты уже рассказывала, но у меня все перепуталось. Я не такая умная, как ты.

Маркета вздохнула. Она не могла поверить, что дочь мельника, держащая в голове сотню рецептов, не может запомнить четыре простых гумора.

– Черная желчь. Вот это только и осталось в памяти, – призналась толстушка. – Меланхолия, хандра…

– То, что совершенно тебе несвойственно и даже противоположно. Странно, что из всего ты запомнила только это одно.

– Может, потому что слышала, как кто-то говорил, будто у короля Рудольфа случается меланхолия. Но расскажи про другие! – взмолилась Катарина. – И как твой отец приводит их в гармонию?

Маркета улыбнулась – ей было приятно, что подруга такого высокого мнения о работе цирюльника. Хороший кровопускатель может излечить больного – мужчину, женщину или ребенка, – если ему удастся уравновесить все четыре жидкости тела.

– Кровь, сангвинический гумор, – это смех, музыка, страсть, – принялась в очередной раз объяснять банщица. – В твоих венах, подруга, его столько, что можно ведрами черпать.

Катарина засмеялась, откинув голову, и ее белые зубы заблестели на солнце, а свет заискрился на крупинках сахара, облепивших пухленькое горло.

– Дальше, Маркета. Расскажи про другие. Пожалуйста!

– Флегма, слизь. Гумор вялый, текучий…

– Как сын могильщика. Такой унылый, такой уставший от самой жизни… Похож на старичка-крота. Терпеть не могу, когда он таращится на меня на улице с такой печальной физиономией!

– И последняя – желтая желчь. Самая жестокая, самая болезненная. Гнев, алчность, распутство – это все из-за нее. Даже убийство.

Глаза у Катарины расширились. Ничто так не захватывало ее, как легенды и сказки.

– Убийство… – прошептала она.

– Избыток желтой желчи ведет к потере рассудка. Она закипает в венах и рождает нестерпимое вожделение или убийственную страсть. Так сказано в книге.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый шедевр европейского детектива

Невеста смерти
Невеста смерти

Судьба молодой чешки Маркеты была предопределена с самого ее рождения. Дочь цирюльника, а также владельца бани, она должна была, как и ее мать, стать банщицей – помогать посетителям мыться и позволять им всевозможные вольности. Но однажды ее судьба круто изменилась…В городок, где жила Маркета, привезли на лечение внебрачного сына императора Рудольфа II, дона Юлия, подверженного страшным приступам безумия. Ему требовались лечебные кровопускания, которые и должен был производить местный цирюльник – отец Маркеты. Однако случилось непредсказуемое – сын короля воспылал безумной страстью к хорошенькой простолюдинке. Маркета решила использовать это чувство, чтобы вернуть пациенту здравый рассудок. Все окружающие в один голос твердили ей, что сумасшедшим нельзя доверять. Вот только девушка их не послушала…

Линда Лафферти

Исторический детектив

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне