– Может случиться день, когда тебе, сестричка, снова понадобится моя помощь. Не забудь, я здесь для того, чтобы служить невинным и достойным. И помни вот что: не бойся добрых духов, что приходят тебе на подмогу.
Маркета устроилась поудобнее и снова открыла книгу. Рыжая кошка по кличке Пророчица заурчала у ее ног.
Два часа спустя банщица вышла из дома Аннабеллы с совсем другим настроением, исполненная твердости, решимости и силы, как жеребенок, вырвавшийся порезвиться в высокой летней траве. Холодный ветер будто бы смягчился, и она отпустила платок, уже не беспокоясь о том, что кто-то увидит волдыри на ее лице.
Глава 4. Эрцгерцог Матьяш, младший брат Рудольфа II
Высокий бородатый всадник мчался во весь опор по гребню приземистых холмов, растянувшихся вдоль Дуная. Ветер швырял белую гриву андалузского жеребца в глаза наезднику, склонившемуся к самой холке, копыта взбивали глину…
Матьяш, эрцгерцог Верхней и Нижней Австрии, оглянулся – намного ли отстала свита. Никто не мог состязаться в скорости с его серым скакуном по кличке Королевский Дукат.
С пяти лет обучавшийся в Испанской школе верховой езды своего отца, императора Максимилиана II, Матьяш вырос на спине липицианских скаковых лошадей. Из Андалузии в Австрию их завезли его отец и дядя и разводили там исключительно для Габсбургской монархии. Отцовская страсть к лошадям передалась и Матьяшу. И хотя его старший брат Рудольф, коренастый и невысокий, разделял его увлечение андалузской породой, гордостью отца был именно Матьяш, длинноногий и бесстрашный, словно сливавшийся с седлом.
Император Максимилиан знал – его младший сын станет настоящим воином.
Взъехав на каменистый кряж, всадник сдержал коня, и тот беспокойно загарцевал на месте, топча копытами ковер из красных маков. Он уже отъехал на несколько миль от стен древнего Эстергома – «жемчужины излучины Дуная» и старой столицы Венгрии. Младший брат короля Рудольфа твердо решил защищать город, всего лишь чуть более десяти лет назад отвоеванный его армиями у османов.
Стоя на вершине, эрцгерцог окинул взглядом зеленые холмы. До него уже дошли слухи о турецком вторжении с юго-востока, за Будой, но пока что никаких дымков от бивачных костров, на которых янычары обычно готовят еду в огромных медных котлах, заметно не было.
Боевой дух османа, подумал Матьяш, больше всего зависит от того, чем наполнена его обеденная миска. Знаком доблести и высокого звания была суповая ложка, отличавшая офицера от простого солдата. Не звезда. Не полумесяц или золотая нашивка – капитана, корбачи, узнавали именно по наличию половника.
За последние годы Матьяш много чего узнал о турках – больше всего из уст одного из своих военачальников, богатого трансильванца Ференца Надашди, от золота которого в значительной мере и зависела защита Габсбургов от мародерствующих османов.
Но ни финансовая поддержка, ни воинственный пыл Надашди не снискали ему симпатий Матьяша, и даже случившаяся год назад смерть военачальника в сражении не отозвалась в сердце эрцгерцога ноткой сожаления. Его бросало в дрожь от одного лишь вида брутального трансильванца. Во время османской кампании эрцгерцогу не раз приходилось останавливаться на ночлег в родовом замке Надашди, Чахтице, мрачной, продуваемой сквозняками каменной крепости у подножия Малых Карпат. Встречая испуганных слуг и ежащихся от страха крестьян, Матьяш нередко задавался вопросом, кого эти бедные люди боятся больше – турков или семью Надашди?
Больше всего на свете Надашди любил воевать, а на войне особое удовольствие получал от пыток. Даже турки, прозвавшие его Черным рыцарем Трансильвании, испытывали перед ним страх. Ходили слухи, что и жена Надашди, Эржебет Батори, племянница польского короля, отличалась такими же, как и у супруга, садистскими наклонностями.
Но, как ни прискорбно, такого рода союзы с богатыми и могущественными семьями Европы были жизненно необходимы династии Габсбургов. Именно Надашди познакомил Матьяша с жестокими обычаями и верованиями османов. Врага надо знать, постоянно говаривал он. И не просто знать, а знать лучше, чем он знает тебя.
От него брат короля узнал, что турки красят коней перед сражением, а среди янычаров немало бывших христиан, захваченных мальчиками в плен, прошедших обрезание и воспитанных в духе исламского воинства. Узнал он и о том, что проклятые нехристи, насаживающие на колья головы повергнутых врагов, ежедневно по пять раз молятся своему богу. Что прежде чем простереться перед ним, они обязаны умыться. Что если на поле битвы нет воды, они утираются песком, проводя пальцами за ушами и от лба к затылку, как кот лапой.
Нехристи… Матьяш наклонился и сплюнул на землю. Однако же эти варвары ломились в ворота Европы, снова угрожая самой Вене и все ближе подбираясь к сердцу цивилизованного христианства.