Лето подходила к концу. Ветер становился заметно прохладнее, день - короче, а ночи длиннее. Море шумело, выбрасывая огромные волны из своих недр. Листья стали желтеть, сохнуть и постепенно осень вошла в свои права с моросящими дождями, холодными ветрами и сереющим небом. Скоро должен был вернутся Кокча. Я ждала его, хотя знала, что отвечу ему отказом, но даже не смотря на это мне хотелось поскорее увидеть его веселые глаза.
С Айге мы почти не разговаривали. Она обходила меня стороной при встрече, старательно отводила глаза, в которых все еще колыхалась злость. Я тоже не делала шагов к примирению. Эйнар замечал возникшую между нами отчуждённость, но молчал. На Айге, как на будущую жену сына он уже давно махнул рукой. Я догадывалась, что со следующей весной ее отправят обратно к нашему отцу. Хаген тоже не делал попыток сойтись с ней. Он просто игнорировал ее, как впрочем, и меня. Я также заметила, что в последнее время он стал более хмурый и еще менее разговорчивый. Все свободное время он проводил в тренировках на заднем дворе, гоняя до изнеможения своих дружинников. Потом молча ужинал и уходил в свою комнату спать. Все это длилось до того самого дня, пока мужчины не решили пойти на охоту. Хаген сказал о своем решении за ужином. Эйнар промолчал. Он давно уже перестал участвовать в подобных забавах. Я же почувствовала, как сжалось мое сердце при упоминании об охоте.
- Мы выходим на рассвете, - сказал Хаген и впервые за многие недели посмотрел на меня. Я сидела рядом с Эйнаром на месте Кокчи. От пронзительного взгляда голубых холодных глаз мне сразу же стало как-то не по себе. Внутри меня что-то закричало, чтобы он никуда не шел. Я чувствовала, что эта охота обернется для вождя бедой, но разве я могла что-то сказать ему? Я просто отвела взгляд и продолжила есть.
На рассвете следующего дня Хаген и несколько его людей вышли за ворота и исчезли за густой кромкой леса. Я стояла и смотрела им вослед, кусая губы и молясь об их благополучном возвращении. Казалось бы, все мужчины ходят на охоту, я и сама любила пройтись по лесу, подстрелить молодого оленя или пару тетеревов к ужину. Мы с дедом Радимом могли по несколько дней пропадать в чаще, так почему же я так переживаю сейчас? Это удивляло меня и пугало одновременно.
Как оказалось, мои предчувствия меня не обманули.
День выдался на удивление жарким, хотя была уже поздняя осень. Но, казалось, что этот день с солнцем, нещадно палившим с голубого неба, не омраченного ни единой тучкой, был возвращением лета, или его запоздалым прощанием перед затяжной осенью, с ее унылыми дождями, питающими землю и ветрами, гнувшими кроны могучих сосен. Я была во дворе. Космач прибежавший из леса казался странно взволнованным. Он то ластился ко мне, то с громким лаем отскакивал и убегал прочь. Я принесла ему мяса, но волкодав не стал есть. Я непонимающе посмотрела н своего любимца. В последнее время он постоянно пропадал в лесу, приходить стал все реже. Я узнала от крестьян, что Космача видели рядом с серой молодой волчицей, и тогда я поняла, что он наконец-то нашел себе пару.
Я все пыталась поймать своего верного волкодава, когда внезапно услышала шум, словно кто-то торопливо приближался к нашему дому. Подняв глаза, с ужасом увидела дружинников Хагена. Они несли кого-то на импровизированных носилках, торопливо, почти бегом, словно боялись, что не успеют.
Я побледнела, когда поняла, что на носилках был сам вождь. Рванувшись навстречу, забыла о Космаче, едва увидела бледное обескровленное лицо Хагена.
- Что случилось? - спросила я.
- Потом, потом, - ответил кто-то из мужчин.
Они осторожно внесли носилки в дом. Кто-то из челяди побежал за лекарем. Я осталась у порога, глупо глядя на дубовую дверь, словно видела ее в первый раз и не могла налюбоваться, как на какую-то ценность. Потом, стряхнула оцепенение и бросилась в дом, на пороге столкнувшись с Айге.
- Что случилось? - спросила она, но я только отмахнулась от нее и поспешила к комнате вождя.
Когда я остановилась у двери, ведущей в его покои, то увидела, что она приоткрыта. Я толкнула ее вперед и вошла. У постели вождя столпились люди. Я подошла к мужчинам и увидела на постели Хагена. Его одежда была окровавлена, сильные большие руки безвольно лежали вдоль туловища. Глаза были плотно закрыты и широкая грудь едва вздымалась.
- Что случилось? - голос за моей спиной звенел сталью, но нотки страха пронзали сталь ржавыми червоточинами. Я обернулась и увидела Эйнара. Он подковылял к кровати, воины расступились, пропуская его вперед.
- Медведь, - ответил кто-то из дружинников, - Мы даже не успели его заметить, когда он напал. Он был огромен! Вождь убил его, но тот все равно успел исполосовать ему грудь... Один из наших людей погиб.
Вошедший вслед за Эйнаром старик лекарь попросил всех выйти из комнаты, кроме отца. Я уже шагнула было за порог, когда услышала голос Безногого.
- Она тоже останется, - произнес он.