– У него искажённое понимание работы, – он закурил сигарету. – Иди. У тебя четвёртый кабинет, там утверждённая с продюсером твоя первая партитура. Располагайся и марш работать. Договор подпишем вечером.
Изабель подскочила, как ошпаренная, и, забрав у Гаскона ключи от своего рабочего места, рванула к нему, забыв, как дышать. Её руки всё ещё тряслись, когда она пыталась попасть ключом в замочную скважину.
Но дверь открылась сама собой. Сглотнув, Изабель осторожно приоткрыла её.
– АГА!
На неё из кабинета вылетел… кто-то. В маске, высокий и громадный, точно шкаф. По крайней мере, так показалось хрупкой девушке. Он расправил полы мантии, пытаясь схватить Изабель, наброситься на неё. Она пронзительно завопила и захлопнула дверь перед носом незнакомца, прищемив ему пальцы.
Из кабинета послышались отборные, сочнейшие ругательства.
– Что происходит, Идо?
– Приз… рак, – просипела она, вцепившись в ручку двери, не позволяя незнакомцу выйти.
Гаскон подошёл, убрав руки в карманы и прислушиваясь. Потом тяжело вздохнул.
– Идо, открой кабинет.
– Чтобы он меня убил?!
– Да не Призрак это, – проворчал Гаскон. – Знакомься. Этого придурка зовут Жиль. Трюковые роли, второстепенные. Певческий голос – драматический тенор.
Изабель смотрела на начальника, как на сумасшедшего. Когда её руки ослабли, Жиль рванул дверь на себя и вышел на свет. На нём была жуткая и безликая африканская маска.
– Жакоте, – повысил голос начальник.
– Чего? – буркнул Жиль, сняв с себя маску. Ничего жуткого, самая обыкновенная приятная внешность и непослушные светлые волосы. – Вы сами сказали, что в наше логово прибыла свежая кровь.
– Не волнуйся, Идо, – вздохнул Гаскон, не обращая на парня внимания. – От его выходок чаще всего достаётся бухгалтерам. Зато актёр из него послушный и исполнительный.
– Юная мадемуазель, – Жиль улыбнулся так лучисто, что эта эмоция не могла быть искренней. Он в образе. – Ах, что за трагедия! Ваша жизнь кончена!
Он с подчёркнутым драматизмом коснулся лба рукой.
– Ведь вы теперь тоже работаете на этого жлоба!
– Договоришься, Жакоте! – ответил Гаскон, направляясь к себе кабинет. – Брысь на сцену и верни костюм.
Жиль в ответ закатил глаза, оставшись с Изабель наедине в коридоре. Потом он встретился взглядом с девушкой и потёр раненные пальцы.
– …сильно? – только и произнесла она.
– Реакция у тебя что надо, – хмыкнул Жиль. – Я должен был заставить тебя сбежать, но сама видишь, чем обернулось.
Он непринуждённо улыбнулся, тряхнув густыми волосами. И, наблюдая за ним, Изабель сделала вывод, что Жиль явно не страдал он недостатка в поклонницах. Вот только восхищались они не его исполнением.
– Жиль, – представился он.
– …Изабель.
– Извини, что вломился в кабинет. Он был открыт.
Моргнув, девушка прошла внутрь и включила свет. Быть может, кабинет оставил открытым Гаскон, но… вдруг сюда проникал Призрак? Ещё час назад Изабель не верила в его существование, но теперь её убеждённость пошатнулась.
Она осмотрелась. Мягкий, накрытый тканью диван, тяжёлый деревянный стол, пустые книжные полки. За окном стоял день, но из-за тяжёлых задёрнутых штор в комнате было темно. С первого взгляда это помещение выглядело пустым, покинутым, давно оставленным прежним владельцем.
На пустом столе лежала стопка бумаг – партитура, а рядом – письмо с восковой печатью и чёрная роза на нём.
– О, – Жиль дёрнул бровью, проследив за взглядом Изабель.
Девушка глубоко вздохнула, сжав кулаки.
– Это твоё?
– …как бы тебе сказать, – хмыкнул Жиль. – Знаешь, босс меня на сцену отправил, так что я подожду тебя там. А ты присоединяйся.
Сказав это, он хлопнул дверью и сбежал, не позволив ей возразить.
Прежде чем подойти к столу, Изабель дважды закрыла и открыла дверь кабинета, заглянула за шкафы и на всякий случай бегло ощупала стены. Ей не хотелось, чтобы на её рабочее место приходил кто попало. Потом она, наконец, стянула пальто и оставила его на вешалке, сняла покрывало с дивана, отдёрнула шторы. Нервозности это не поубавило.
Вдохнув побольше воздуха, она подошла к злосчастному конверту и открыла его, сломав печать.
– Мадемуазель Идо, – шёпотом прочитала она. – Несчастный Гаскон до того отчаялся, что готов принять даже недоученную студентку из деревенского театра. Я наслышан о ваших постановках и нахожу их жалкими и смехотворными. Не тратьте ни моё, ни ваше время и убирайтесь. Ваш любезный П.О..
Изабель нахмурилась, сложив письмо вдвое и засунув обратно в конверт. Критики хорошо отзывались о её работах, зрители любили её постановки, пускай они и не приносили большого дохода. И всё же, слова незнакомца задели её. Она всегда чувствовала в себе несовершенство, всегда старалась быть лучшей в своём деле и тяжело переживала неудачи. И вот, столкнувшись с необоснованной критикой, ощутила, будто каждая буква письма вырезалась ножом на сердце.
Она сломала розу, порвала письмо, швырнула их в урну и ушла, прижимая к груди партитуру. Нужно работать. Незнакомый критик, вломившийся в её кабинет, мог пойти к чёрту.