– Не знаю, что с тобой приключилось. Врач сказал, был приступ мозговой горячки. Твой отец винит себя.
– Где он?
– Он провел у твоей кровати последние несколько дней. Я заставила его лечь спать. Нет смысла в том, чтобы все в доме заболели.
Я отхлебнула обжигающего супа. В арсенале Ама было много отваров, но она сообщила, что мы начнем с куриного, раз я так ослабла. Позднее мне придется принять женьшень.
– Это дорого, – заметила я.
– Какой толк от сбережений, когда все так плохо? Не тревожься о деньгах.
Она строго на меня взглянула и ушла. Я же слишком устала, чтобы с ней спорить. Врач пришел снова и прописал курс прижигания полынной сигарой и еще трав, чтобы согреть мою кровь. Он казался приятно удивленным скоростью моего выздоровления, но я знала истинную причину. На прошлой неделе я не видела снов.
Тем не менее иллюзий по поводу сложившейся ситуации у меня не осталось. Если речь шла о безумии, все бесполезно. Но если дух Лим Тиан Чина действительно охотился на меня, должны быть способы с этим справиться. По-видимому, я обязана дать разрешение на свадьбу, судя по тому, как он настаивал на церемонии. Но его дикие речи о чиновниках пограничья, кем бы они ни были, и утверждение, что он имел право на меня, тревожили и даже пугали. Я жалела, что лишилась часов Тиан Бая. Во время броска они упали за тяжелым железным шкафом, и пока я валялась в кровати, сдвинуть мебель и достать их было делом немыслимым. Я попросила Ама разыскать часы для меня, но она отказалась. Она была настроена против подарка как проводника несчастья в любом событии, и я быстро осознала, что лучше всего не упоминать о потере – а то еще она их выбросит.
Несколько дней спустя в доме произошел переполох. Снизу доносился шум: во дворике разговаривали люди и хлопали двери. Я вышла из комнаты и спросила нашу горничную, А Чун. Не считая няни, А Чун и повар Старый Вонг были единственными слугами в нашем большом и пустом доме.
– О, мисс! – доложила она. – У вашего отца посетитель.
Временами к папе заглядывали гости, но это были только старые друзья – мягкие, удалившиеся от дел мужчины, похожие на него самого, которые приходили и уходили без особых церемоний.
– Кто же это? – полюбопытствовала я.
– Красивый юноша!
Это точно было самым волнительным событием за долгое время, и я могла вообразить, что А Чун окажется у стены дворика, сплетничая с соседской горничной, еще до ночи. Но мое сердце тяжело билось. Надежда, затаившаяся в груди, почти душила меня.
Я медленно спустилась по ступеням. Парадные лестницы в нашем доме были искусно вырезаны из дерева ченгал еще при дедушке. Гости всегда восхищались утонченной ручной работой, но по какой-то причине ни Ама, ни Старый Вонг не любили эти признаки достатка. Они не говорили почему, однако предпочитали приходить и удаляться по узкой лестнице для слуг. Когда я достигла подножия, няня разыскала меня.
– Ты что делаешь? – закричала она, размахивая в мою сторону тряпкой для пыли. – Быстро в свою комнату!
– Кто пришел, Ама?
– Не знаю, но не стой тут. Простудишься.
И неважно, что стоял теплый день. Ама вечно брюзжала по поводу сквозняков. Я стала медленно подниматься, как вдруг дверь в кабинет отца открылась и оттуда вышел Тиан Бай. Он стоял во дворе, прощаясь с папой, пока я сжимала перила. Как же хотелось выглядеть не такой растрепанной, и все-таки внутри тлела отчаянная надежда, что он увидит меня. Пока я сомневалась в том, прилично ли будет его окликнуть, он обменялся еще несколькими словами с отцом и пошел прочь.
Когда Ама сочла, что я благополучно добралась до своей комнаты, я быстро пробежала к входной двери. Хотя бы погляжу, как он идет от нашего дома. Раньше здесь стоял привратник, чтобы открывать большие двери и объявлять о приходе гостей, но сейчас его место опустело. Не было свидетеля, который бы подсмотрел, как я открываю тяжелую деревянную дверь. К моему изумлению, Тиан Бай еще стоял в нерешительности под навесом больших ворот. Услышав скрип петель, он вздрогнул.
– Ли Лан!
Волна счастья омыла меня. На миг я лишилась дара речи.
– Я принес лекарства от Ян Хон. Она узнала о твоей болезни. – Тепло его взгляда, казалось, проникало под кожу.
– Благодарю, – ответила я. Желание прикоснуться к нему, положить ладони на его грудь и прижаться к юноше было огромным, но было неприличным.
После паузы он произнес:
– Ты получила посланные мной часы?
– Да.
– Кажется, дар оказался не слишком-то подходящим.
– Моя няня рассердилась. Сказала, что дарить часы – к несчастью.
– Тебе следовало передать ей, что я не верю в суеверия. – При улыбке на его левой щеке ненадолго проявлялась ямочка.
– Но почему?
– А Ян Хон разве не сказала? Я католик.
– Я полагала, что англичане – члены англиканской церкви. – Мне вспомнилось его обучение в Гонконгском миссионерском медицинском колледже.
– Так и есть. Но мальчиком я обучался у португальского священника.
Я хотела сказать ему сотню вещей и еще сотню – спросить.