Невеста по вызову

— Две минуты, и пойдём.

Кирилл, конечно же, появляется в одном только полотенце. Обвязал вокруг бёдер и подходит к шкафу, что-то выискивая. А я рассматриваю его спину, покрытую редкими родинками.

— Одеться в ванной было не судьба?

— Пытаюсь тебя соблазнить, — мужчина смеётся, даже не пытаясь сделать вид, что просто забыл взять вещи. — Получается?

— Да, продолжай. И пощёчина тебе прилетит ещё быстрее.

— Слышала поговорку, бьёт — значит любит? Не держи свои чувства в себе, Лиз.

— Я в себе силу держать не буду. И кого-то спихну ночью с кровати.

— Не переживай, я буду тебя крепко держать.

Хам.

Мудак.

Нахал.

Пытаюсь привести в порядок прическу, матеря Кирилла всем известным мне лексиконом. И как из чудесного бизнесмена он превращается в это? Хотя стоило понять всё с первой встречи, когда он нагло уселся за мой стол и решил, что я эскортница.

— Что ты творишь?

Бью мужчину по рукам, когда тот прижимается и запускает пальцы в мои волосы. Взбивает их, превращая в воронье гнездо. Опять.

— Лиз, все прекрасно поняли, что мы тут делали. Так даже лучше. Пускай думают, что ты без смущения и плевать тебе на мою семью.

— Ладно.

Киваю, принимая своё положение. И жуткую прическу. Спорить с Кириллом сейчас не хотелось. И лучше быстрее добраться до его родных, на которых я могу потренировать своё остроумие. Всяко лучше, чем оставаться наедине с мужчиной.

— Ты быстрый как улитка, Кирилл, — Иван Васильевич встречает нас в гостиной подобием улыбки. — Переоделась, Елизавета?

— Да, это лучше платье, правда?

Не правда. Потому что то, как смотрят на меня присутствующие, похоже на осмотр у психиатра. Все понимают, что я чокнулась, но сказать об этом не решаются.

Только внимательно рассматривают моё платье, переглядываясь. А я пользуюсь моментом, усаживаюсь в пустующее кресло. И надеюсь, что Кирилл сядет где-то подальше.

Но мужчина облокачивается на подлокотник, закидывая руку мне на плечо. Конечно куда ещё сесть в комнате, где полно диванов. Видимо, Иван Васильевич действительно любит встречаться с семьёй.

Он, как и я, устроился в кресле. А Артём с невестой и родители Кирилла устроились на отдельных диванчиках, каждой паре по дивану, как говорится.

— Никаких изменений, — Иван Васильевич говорит правду прямо в лицо.

— Оно чуть длиннее, и уже в талии. Разве не заметно? — у меня ресницы отпадут, если буду так часто ими хлопать. Но образ инстаграмной дурочки обязывает. — Милый, разве не заметно?

— Заметно, Лизонька, заметно.

Всего секунду размышляю о том, можно ли уже закатить мужчине скандал. Потому что он прекрасно знает, что я не люблю такие вот переделки моего имени. Лиза и никак иначе.

Но сдерживаю себя, лишь сильнее сжимаю ладонь мужчины, чтобы до него дошло. Судя по тому, как Кирилл дёргается, он всё прекрасно понимает.

А дальше…

У меня ни одного шанса ни фонтанировать сарказмом, ни показывать себя с плохой стороны. Потому что все просто пьют чай в тишине. Только треск дров в камине чуток перекрывает неловкое молчание.

Точнее, оно неловкое только для меня. Остальные, видимо, чувствуют себя вполне уютно. А я не привыкла к тому, чтобы молчать. Даже с Луной периодически разговариваю, чтобы не умирать от переизбытка слов.

— С вами очень весело, — заявляю, привлекая к себе внимание. — Но я жутко голодная. Кирюш, где у вас кухня?

— Вы опоздали на ужин, — отец Кирилла хмурится. — Плохо долго собираться.

— Согласна, но ещё хуже — приезжать растрёпанной. Вдруг меня Кир увидел бы без макияжа и слёг в больничку? А мне он, пока, нужен. В той стороне, да?

Обращаюсь к мужчине, который дрожит возле меня. Безуспешно пытается сдержать смех из-за моих слов. Только кивает, указывая направление. И я иду, чувствуя висящее в воздухе неодобрение.

Ну и ладно, я правда голодная. Замоталась сегодня, плюс бессонная ночь. А мои любимы шоколадные батончики сточил Матвей, за те несколько минут, что был один в квартире.

Заглядываю в холодильник, борясь со смущение. Перегибаю палку, понимаю это. Но с этими людьми я больше не встречусь. Да и плюсик в копилочку, насколько ужасная невеста.

— А мне что-то найдёшь? — Кирилл спрашивает, почему-то, шёпотом. — Я сказал, что пошел говорить по телефону.

— Вот и говори, а я буду кушать, — нахожу в холодильнике масло, в хлебнице — кусок тоста. — Боишься отца?

— Я взрослый, Лиз, но не самоубийца. Мне потом его нотации до старости выслушивать. Поэтому сделай, по доброте душевной, и на меня. Где-то должен быть ещё сыр. И я тебя не понимаю, ты пьёшь кофе с растительным молоком, но остальное ешь?

— Просто люблю кофе с привкусом кокоса. А сироп — не то.

— Понял, — Кирилл нагло кусает мой бутерброд, пока я готовлю для него. — Блин. Шухер.

Отдает мне надкусанный хлеб, вылетая через дверь на задний дверь. Взрослы мужчина, а ведёт себя как… Я стою с двумя кусками, когда на кухню заходит Иван Васильевич. Придирчиво осматривает помещение, выискивая внука.

— Хотите? — протягиваю мужчине бутерброд с косыми кусочками сыра. — Или вы тоже не едите после ужина?

— Не ем. Правила есть правила, Елизавета!