Мы дружно проследили за тем, как Анна Леонидовна покидает летнюю кухню, на которой мы сидели, и, наверное, у каждой из нас мелькнул в голове вопрос: «Что она задумала?». Но ответа не было, и мы вернулись к разговорам ни о чем. О том, что произошло совсем недавно, никто не вспоминал. Кто хотел ковыряться в грязи, тот ковырялся, и это была вовсе не Римма со своими цветочками.
Хотя не скажу, что в этот раз я осталась равнодушна. И аплодировать зарвавшейся бабульке уже не хотелось. Меня начали утомлять ее оскорбления. Пусть они относились к мифической невесте Колчановского, которой могла оказаться кто угодно, но выслушивала их все-таки я. И мало того, что меня уже прямым текстом назвали проституткой и шалавой, так еще и моих родных задели. А вот это уже было действительно неприятно. Ни моя мама, ни папа, ни даже дядя не заслужили оскорблений в том, что они вырастили шалаву. А если учесть, что говорил все эти мерзости человек, который жил с подобным персонажем и превозносил его до небес…
— Уф, — я выдохнула, помимо воли поддавшись эмоциям, и за столом воцарилось молчание.
Люся и Римма бросали на меня осторожные взгляды, но пока не спешили ни успокаивать, ни убеждать в маразме Анны Леонидовны. Мне это и не требовалось. Они и так показали свое несогласие с поведением бабы Нюры, ни к чему было усугублять внутрисемейный конфликт. Однако покинуть коттедж мне хотелось отчаянно сильно, несмотря на то, что мне нравился и дом, и люди, жившие в нем, но вздорная старуха портила всё впечатление.
— Еще пирожок, Верочка? — спросила меня Римма, заметив, что я бросила взгляд на экран телефона.
— Нет, спасибо, — улыбнулась я. — Уже сыта.
— Вер, да не обращай ты внимания на бабушку, — все-таки не выдержала Люся. — Мы тебя в обиду не дадим.
— Я говорила про пироги, — ответила я и благодарно пожала руку Людмиле. — Всё хорошо, правда. Пусть говорит, что вздумается, мне плевать. — Мне уже не было плевать, но говорить об этом гостеприимным женщинам я не собиралась. — В конце концов, мы с Костей счастливы, и никакая баба Нюра с ее оскорблениями не поколеблет этой данности.
— Молодец, — снова заговорила Римма. — Правильная позиция.
Люся просто обняла меня за плечи и прижала к себе. После отпустила и поднялась на ноги.
— Пойдем, прогуляемся, — сказала она. — Я после разговора с бабулей еще взвинчена, надо немного голову проветрить.
— Идем, — согласилась я. — Только недалеко, скоро мужчины приедут.
Вот не хотелось мне оставлять шефа наедине с престарелой аферисткой. Не потому, что она может ему что-то на меня наговорить — за это я не опасалась. У нас с шефом были не те отношения, чтобы бояться языка бабы Нюры. Но не хотелось, чтобы она вынудила его крутиться вокруг себя, и мешала нашему отъезду. Повторюсь, покинуть коттедж мне хотелось всё сильней.
— Да мы рядышком, — пообещала Люся. — Увидим, когда появятся.
И мы направились к калитке. Когда я обернулась, то увидела в окне первого этажа лицо Анны Леонидовны. Взгляд не разглядела, но почему-то была уверена, что она злорадствует. Может и почуяла, что все-таки достала. Да и черт с ней. И с этой мыслью я покинула территорию коттеджа вслед за Люсей.
Она направилась по улице, по которой мы приехали с Костиком. Наверное, по этой дороге вернуться и наши мужчины. Наши… Я тихонько хмыкнула от этой мысли. Вроде бы моего мужчины тут, как реальной сущности, не имелось, но Колчановский всего за два дня успел утвердиться в этой роли. В любом случае, воспринимался действительно моим. Я покачала головой — плохо. Очень плохо, Вероника Андреевна. Надо перенастроить восприятие. Не стоит ассоциировать эти выходные с шефом, иначе в голову лезут поцелуи, объятия, милые глупости и даже эротический сон. Нет уж. Это всё по сюжету разыгранной пьесы. Нужно думать про бабу Нюру, про то, что по вине Костика меня опускают два дня подряд, и что он, в общем-то, это позволяет, раз не закрыл бабушке рот раз и навсегда, сказав прямо, что Карина ему не сдалась даже на блюдечке с золотой каемочкой.
Хотя… Тут я немного накидывала на шефа. Пусть и не прямо, но он раз сто повторил, как влюблен и счастлив. Но! Надежд настырную пенсионерку не лишил. Сегодня полюбились, завтра разбежались. Нет, виновен и точка. Лучше уж обида, чем сердечки в глазах. Верно говорю? Абсолютно. Кто права? Вера права. Аминь.
— Ты все-таки обиделась, — заметила Люся, поглядывавшая на меня время от времени.
— Не на вас, — ответила я.
— Понимаю. Очень неприятная ситуация…
— Они? — перебила я Люсю, не желая развития темы хамства Анны Леонидовны.
Мадам Полякова посмотрела вперед и кивнула. Я ощутила, что с плеч медленно сползает гора. Даже не думала, что так сильно обрадуюсь появлению Костика. Я уже почти ощущала запах салона его авто и скорое возвращение в мою уютную крепость — съемную квартиру. И никакого тебе вранья, ни вредных бабок, ни ночных воплей, ни поцелуев, ни тигрика… Тьфу. Остановимся на вранье и бабках.