Невеста моего сына

Тишина в ванне распаляет только сильнее, и я стискиваю зубы. Как будто треск зубной эмали отрезвит и остановит от того, чтобы не представлять, как она раздевается, стягивает с себя трусики и встает под горячий душ, откидывая мокрые волосы назад.

Вместо этого всеми силами следую главному правилу экспедиций, которое сам же и выдумал несколько лет назад. Хотел заставить разхлябанных студентов, которым плевать на режим, хотя бы спать по ночам. Не думал тогда, что Зина продолжит передавать «мудрость» из одной экспедиции в другую. Но сейчас я и правда должен поспать, иначе проблем станет только больше.

Вода в душе стихает. Помоги мне боже.

Я так и не успел заснуть, а она уже закончила. Поворачиваюсь спиной к ее половине, лицом к окну. Буквально балансирую на самом краю достаточно широкой кровати. Выпирающий далеко вперед штырь все равно не даст мне свалиться.

Пусть думает, что сплю.

— Можно включить свет в комнате?

Да чтоб тебя, Саша!

— Зачем? — спрашиваю, не оборачиваясь.

— Тут, кажется, паук.

— Залезь под москитную сетку и все. Паук не доберется.

Не вижу ее, но очень хорошо представляю, как Саша с опаской осматривается, передергивая тонкими плечами от отвращения.

— Ладно, — выдыхает.

Да, рыцарь из меня сейчас не выйдет. С шашкой наголо, если все-таки встану, я буду бегать не за пауком. А за ней. Шуршит креплениями москитной сетки со своей стороны.

В нос ударяет свежий запах персиков. Глаза-то я, допустим, закрыл. Но мне теперь что, еще и не дышать? Возится, сотрясая кровать. Ну как так? Вроде весу в ней совсем нет, а трясется все, как под слоном. Сплю как на водяном матрасе.

— Не могу, — наконец-то сдается. — Не понимаю, как эту сетку закрепить. А так оставить нельзя?

— Оставляй. Только потом или в Москву с малярией обратно поедешь, или с пауком всю ночь спать будешь.

Слышу, как сопит носом. Нет, девочка. Я не обернусь. Ни хрена. И не коснусь тебя. Я вообще практически сплю. Упрямица снова тянется к креплениям, дергает сетку. Конструкция над головой трясется, шатается. Того и гляди просто рухнет к чертям.

Уже хочу подняться и все-таки сделать все самому, как она с визгом вжимается в меня всем телом:

— Он уже здесь! Стоит у меня в изголовье!

Я мог бы ей ответить, что у нас еще стоит… Но не буду.

Резко поднимаюсь, и Саша тут же юркает мне за спину. Таких огромных глаз я у нее еще не видел. Стряхиваю третьего лишнего с ее подушки, подхватываю полотенце и вышвыриваю за дверь номера в коридор. Да простят меня соседи, но я хочу спать.

Возвращаюсь в комнату и в прямом смысле каменею. Везде.

На ней такие низкие пижамные штаны, что я даже вижу родинку на острой косточке бедра.

Призываю плоть к смирению и настойчиво требую игнорировать длинные ноги, родинку, линию голого живота между штанами и топом на бретельках. И особенно сильно нужно игнорировать проклятое острое плечо с ключицей, которую подчеркивают резкие тени полумрака.

Волосы кажутся бледными, серыми. А глаза наоборот двумя бездонными провалами.

— А какой твой натуральный цвет? — вдруг спрашиваю.

Не представляю даже, какой еще цвет бы ей пошел. Брови вроде темные, но женщинам в этом вопросе вообще нельзя доверять.

— Нашли время, — хмурится Саша. — Он не вернется?

— Вот забыл его спросить. Позвать обратно?

— Не смешно. Просто он такой… Такой большой.

Я завидую пауку. Дожил.

Молча закрепляю сетку с ее стороны и обхожу кровать. Саша не сдвигается, только следит за мной взглядом, как пуганная дворовая кошка.

— Кыш с моей половины.

Она отползает к себе, юркнув под тонкое одеяло. Вот там и лежи. Устраиваюсь поверх неразобранного одеяла, закрепляю сетку со своей стороны и отворачиваюсь.

Пора спать.

— Вы хотели в душ, — тут же раздается сзади.

— Утром пойду. Тихо.

Саша потянула одеяло на себя, поерзала, устраиваясь удобнее. Зашуршала гостиничной подушкой, набитой как будто целофаном. Кровать снова затряслась. Чертовы водные горки.

— Ты можешь просто не шевелиться? — рявкнул так, что он замерла на полувдохе.

— А можно придвинусь ближе?

Куда ближе? Задыхаюсь уже от персиков.

— Спи.

— Не могу! Мне страшно.

Резко развернулся, готовый наорать. Но замер. Губы искусаны до крови, глаза по-прежнему квадратные. Не притворяется. Действительно боится какого-то таракана с восемью лапками. А в каждый шорох начнет вслушиваться, точно спать не даст.

— Взрослая, говоришь? И к сложностям готова, и знала, куда ехала? Так что теперь началось, Александра?

— Просто я ненавижу пауков! А уж таких размеров! Вы его видели вообще?

— Я его даже щупал! Спи!

Она вжалась в подушку и старательно зажмурилась. Господи. Адам делал так, когда ему было шесть. Настоящий ребенок, даром что у меня стоит на нее, как на взрослую.

Тоже лег, взбил проклятую подушку. Не стал отворачиваться на этот раз. Только закрыл глаза…

— А змеи здесь есть?

Да она издевается!

— Змеи! Ау, змеи, вы тут?.. Слышишь что-нибудь? — с серьезным видом спросил Сашу.

— Нет, — ответила, закусив губу.

— Раз молчат, никого нет. А теперь спи.

Прыснула, но мигом закрыла глаза, хотя улыбка так и осталась на губах.

Она очень красивая, когда улыбается.