Невеста моего брата

С виду это был деловой звонок: Аннабель — независимый пресс-атташе, занималась «красивой книгой» о шоколаде и просила меня написать о ней в моей газете. Я ей объяснил, что сезон красивых книг уже прошел и сейчас в разгаре сезон скидок на них. Она сказала, что я не поддержал ее. Из чего я заключил, что она нуждалась в поддержке другого рода, и предложил ей сейчас же встретиться и что-нибудь вместе выпить. Она была занята, но была не против пообедать вместе на следующий день. Выбор ресторана она оставляла за мной. Ведь это я специалист по парижским вылазкам. Она читала мои статьи и часто соглашалась с моим мнением. За исключением нескольких баров в ее квартале: я больше любил «Местечко» (67, площадь доктора Феликс- Лоближуа), чем «Три комнаты плюс кухня» (23, ул. Шеруа), она — наоборот.

С самого начала разговора я с трудом понимал, о чем она говорила, пребывая в шоке от факта, что я говорю с ней по телефону. Эта девушка, которую я не видел уже несколько недель, но которая занимала все мои мысли, говорила со мной как со старым другом, школьным товарищем, коллегой по работе. В полном отсутствии двусмысленности нашего диалога была какая-то неясная напряженность, в которой мое желание встретилось с ее интересом ко мне. Мне было тяжело сопоставить голос Аннабель с воспоминаниями о ее лице, силуэте, что придавало еще больше нереальности нашему разговору. Она даже не побеспокоилась узнать, буду ли я свободен завтра в обед, решив, что для нее я есть и буду свободен всегда, в любое время дня и ночи, неважно какого дня и какой ночи. Я отменил свой обед и занялся поиском ресторана в 17-м округе. Бюро Аннабель находились на улице Рима. Она говорила о нем во множественном числе, но на самом деле бюро было всего одно, на чердаке дома, где жил Стефан Маларме с 1875 года до своей смерти (1898). Оно стало для меня местом паломничества, даже после того, как она его оставила, чтобы разместить свои — сейчас их у нее уже несколько, — бюро в Левалуа-Перре, на улице Камий Пелетан.

* * *

Она пришла после меня, но всего лишь одной минутой позже. Обед, запланированный по телефону, превратился в кофе, потом в чай. Она выбрала место, которое я не любил: бар «Три комнаты плюс кухня». Небо было серым и круглым от невыпавшего дождя. Аннабель была недовольна, напрасно захватив зонтик.

— Как все прошло в Риме?

— Фабьен тебе не рассказывал?

Она начала разговор с имени моего брата. Это должно было меня насторожить. Но я пропустил это мимо ушей. Мои уши были заложены, и только глаза работали. Это нормально в начале любви. В конце ее глаза закрыты, а в уши вливается поток неприязни и злобы от человека, красоту которого мы уже не замечаем.

— Нет.

— Он не переставал напиваться в стельку.

— Стресс.

— Если я его стресс, то в таком случае мне лучше уйти. Я не хочу быть причиной цирроза печени.

— Фабьен всегда много пил, даже перед тем, как познакомился с тобой. Не говоря уж об остальном.

— Я этого не заметила при нашем знакомстве.

— Ты была влюблена.

— Да, ты прав. Как я была в него влюблена! Увидев его в первый раз, я подумала: я хочу его, и он будет моим. Я пригласила его на свой день рождения через подругу, которая работает у его агента. С вечеринки мы уходили уже вдвоем.

Ее растерянный и вялый голос резал мое сердце на куски. Я представлял, во что была одета Аннабель в тот вечер, и сравнивал с тем, что она надела сегодня: брюки и свитер с воротником. Я подумал, что для того, чтобы соблазнить Фабьена, она должна была надеть вульгарную сверхкороткую юбку. Позднее, во время долгих сеансов признаний в постели, свойственных новым любовникам, она рассказала, что в свой день рождения, как и в день нашей первой встречи в «Трех комнатах плюс кухня», она была в брюках. Правда, не в тех самых, добавила она с хитрой улыбкой. И в очень сексуальной кофточке. Она никогда не носила юбку. Ей это не удавалось даже летом. Выхожу ли я в шортах на улицу? Я же не девочка. А была ли она девочкой? Или мальчиком? Нет: ни мальчиком, ни девочкой. Никто. Мне послышалось «некто». Она меня исправила: нет, «никто». Потом она хихикала, зарываясь в свою огромную, сшитую на заказ подушку, которая была ее единственной подругой.

— А сейчас?

— Я больше ничего не чувствую. Не понимаю, как я могла семь месяцев быть с этим типом. Его ничего не интересует. Я знаю, что это твой брат и что ты его любишь, но у него ветер в голове. Он думает только о себе, говорит только о себе, занимается только собой.

— Не надо было цепляться за актера.

— Я была со многими актерами, но они не были такими, как Фабьен. Во всяком случае, не все. И не настолько.

— Со многими актерами? Сколько их было.

— Пять или шесть.

Мог ли я любить девушку, которая была с пятью или шестью актерами? Шестью-семью, учитывая моего брата. В какой-то момент мне показалось, что нет. Но я передумал, когда она заправила прядку волос за свое маленькое и белое ушко.