Невеста младшего брата (СИ)

Я попросила не приезжать ко мне больше, но он ответил, что не может этого обещать. Тогда почему молчит? Илье же позвонил, орал, как сорвавшийся с цепи орк, а мне? Что мешает набрать мой номер? Спросить: всё ли со мной в порядке…

«…Блядь! Почему ты такая упрямая?! Ты же понимаешь, что я не хочу с тобой порывать!» — в голове всё ещё звучит его резкий тон. — «Я могу заставить принять решение в мою пользу. Но мне не хочется этого делать. То, что между нами произошло…»

— Ничего не значит, Максим Андреевич. Иначе ты бы не поступил так со мной… — шепчу я в тишину, а затем вздрагиваю от телефонного звонка. Резко сажусь на кровати. Меж ребер становится горячо. Колотящееся сердце взлетает к горлу. Трепещет, как сумасшедшее.

Нащупав рукой мобильный, я устремляю всё внимание на экран.

«Ксюша» — читаю, испытывая сильнейшее разочарование.

Я никого не хочу видеть!

Не хочу общаться. Открывать душу и рассказывать, почему мне так хреново сейчас. Но сегодня, как назло, день открытых дверей.

То Илья со своим визитом довел до срыва, то случайно ошиблись квартирой, спросив, всё ли у меня в порядке, теперь вот подруга обо мне вспомнила.

«Почему не он?» — думаю об этом, и сердце камнем падает вниз, разлетаясь на мелкие ошметки.

— Да, — хриплю, едва приняв звонок.

— Привет, Вань! Откроешь? Я под дверью стою. Тётя спит?

— Ушла на дежурство, — отвечаю, нехотя сползая с кровати. — Сейчас впущу. Дай мне секунду.

— Не хочешь погулять? Воздухом подышим. Попьем горячий шоколад где-нибудь в кафе? Или ты с Ильей?

— Нет, я дома одна, — судорожно вздыхая, ощущаю в груди болезненный укол, там, где только что колотилось сердце о ребра.

Макс не выходит из моей головы.

«Почему он ей изменил со мной?» — в который раз задаюсь этим вопросом. — «Зачем, если у него на носу свадьба? Это для Пожарского норма?»

«Я не первая и не последняя случайная встречная в его жизни?»

* * *

Дойдя до двери, вырубаю мобильник. Открываю замок, впуская в квартиру Ксению — мою близкую подругу.

— Привет, — говорю я, замечая в её руках бумажный пакет из нашей любимой кондитерской.

Психотерапия сладким — то, что нужно. Очень вовремя.

Заем свою печаль тортиком и буду жить дальше.

— Может, я не вовремя? Ты кого-то ждешь? — интересуется Ксения, выискивая взглядом посторонних в коридоре.

— Нет. Проходи на кухню. Я чай заварю, — устало отвечаю.

— Я взяла твой любимый чизкейк и шоколадки с ликером, — Каретникова тараторит с порога, взрывая мне мозг. — Будешь? С вишенкой. Как ты любишь.

Я непроизвольно морщусь, а затем выдавливаю из себя вымученную улыбку.

— Буду. Спасибо, Ксюш.

— У тебя что-то случилось? — озадаченная подруга не сводит с моего лица оценивающего взгляда. — Что с твоим голосом, Вань? Что с лицом? Ты как будто ревела весь день.

— Все нормально, — закрываю входную дверь и плетусь на кухню.

Ксюша следует за мной.

— Где «нормально»? — не унимается она. — По тебе не скажешь.

Хорошо, хоть слёз нет. Выплакала на неделю вперёд.

— Чай или кофе? — спрашиваю, включая электрический чайник.

Не хочу никому объяснять причину моего убитого состояния. Даже близкой подруге.

— Вань, не темни, — Ксения предпринимает ещё одну попытку выудить из меня хоть какую-то информацию. — Ты поссорилась с Ильей?

— Я с ним рассталась, — даю ей самую малость.

— Что? Ты серьезно? Почему? — поставив сладкое на стол, переводит на меня изумленные глаза.

— Потому что ошиблась в нём. Он не тот, кто мне нужен.

— В смысле? А кто тебе нужен? Ты в кого-то другого втюрилась? Колись! Мне не терпится узнать правду.

— Нет никакой правды, Ксюша, — вру, оборачиваясь к шкафчику, где у тетки хранятся чашки.

Достаю две и ставлю на столешницу, мысленно повторяя бабушкино наставление: «Поплачься лучше подушке, чем подружке».

С Ксюшей я не так давно дружу, чтобы рассказывать ей о ночи с Максимом Пожарским. Мне за глаза хватило её настойчивых нравоучений по поводу Ильи. Иногда они выбешивали меня до дрожи. А Макс Андреевич — это отдельная тема. Не для её ушей.

Не хватало, чтобы завтра девчонки с моего курса шушукались обо мне, как о содержанке почти что женатого мужчины, которому далеко за тридцать.

А если пронюхают о беременности его невесты, так вообще осудят. Вряд ли когда-нибудь отмоюсь.

Да и вообще. Не хочу я о нём говорить. Хватит!

— Вань? — Каретникова напоминает о себе негромким голосом.

— Я решила плотно заняться учебой, — выпаливаю и, не удержав жестяную банку с чаем в руках, роняю её на пол. — Черт…

— Спешит кто-то, — констатирует подруга.

Выдохнув, я, как ни в чем не бывало, иду за щеткой и продолжаю разговор, стараясь не выдавать нервного напряжения внутри меня.