Оттолкнувшись от перил, разворачиваюсь и быстрым шагом иду в сторону дома. По дороге пытаюсь курить. Кашляю, блюю, но затягиваюсь. Не знаю, какая в этом необходимость, но мне становится легче. Легкие с каждой затяжкой расправляются, никотин горечью оседает на языке. Я сосредотачиваюсь на этой горечи и держусь за нее до самого подъезда. Поднимаю взгляд на наш балкон. В квартире темно. Ушла? Куда ей идти? Некуда!
Понимая это, все равно бегу по лестнице. Дергаю дверь и едва не спотыкаюсь о… Ритку!
— Малыш! — падаю на колени. Холодная. Дрожит и тихо всхлипывает, свернувшись комочком на чертовом придверном коврике. — Рит, Рит, вставай… Иди же сюда, — поднимаю ее. — Тебе плохо? Больно? Ты чего здесь лежишь, малыш? Не молчи!
Ее колотит сильнее. За живот держится, глаза не открывает. Страшно. Мне становится пиздец как страшно! Сколько она здесь лежит? С тех пор как я ушел?! Это пиздец!
Скорая… Надо вызвать скорую.
Дыша со свистом, ищу по карманам мобильник.
— Сейчас, сейчас, мои девочки. Сейчас все будет, — нервным поцелуем прижимаюсь к ее виску и достаю-таки этот долбанный телефон.
Вызываю службу спасения, поднимаю Ритку с пола и несу на руках к нашему мягкому диванчику в гостиной. Кладу на него, стягиваю край покрывала и заворачиваю. Кладу ладонь на живот и жду…
Тук-тук-тук, блядь!
Это мое сердце, а дочка не шевелится.
Наклоняюсь ухом к животу, глажу его ладонью и бормочу невнятно всякое, лишь бы наша малышка слышала мой голос. Ей нравится, она всегда откликается, толкаясь в меня ручкой или ножкой, когда я говорю с ней или читаю сказку.
— Ева, пни папу. Папа тут с ума сходит. Рит, — перевожу взгляд с животика на бледную девушку. — Моя Ритка… Я люблю тебя, — прижимаюсь к ее прохладным губам. — Ты не виновата ни в чем. Не смей думать, что виновата. Люблю тебя, мой малыш. И дочку нашу люблю. Она наша, ты поняла меня? Так было и так останется. Наша Ева.
Под моей ладонью, оставшейся на животе, чувствуется пинок. Да! Моя девочка! Она старательно упирается прямо в мою руку. Чувствует папу, моя комочек. Рита глаза открывает, и в оставленную открытой дверь входят медики.
Ее долго осматривают, пока я мечусь вдоль дивана в ожидании хоть какого-то вердикта. Прослушивают нашу малышку, меряют Рите давление, проверяют тонус, исключая угрозу.
— Мы можем забрать ее на ночь, чтобы понаблюдать в стационаре, — говорит мне один из медиков, — но вам повезло, у нее крепкий организм. Просто стресс и она замерзла. Горячее питье, теплое одеяло, укрепляющие витамины, покой и сон — лучшее лекарство для беременной женщины.
— Вы уверены, что ей и ребенку ничего не угрожает? — не отпускаю врача.
— Уверены, но повторюсь, можем перестраховаться и забрать вашу жену в стационар.
— Я смогу поехать с вами?
— Конечно, — кивает он.
— Тогда мы едем.
Я не готов ими рисковать. Ночь в больнице — не самое страшное, что может случиться. Там оборудование, дополнительное обследование, анализы, в конце концов!
Быстро собираю все самое необходимое, забираю из комода документы и несу Риту до кареты скорой. Клиника недалеко, добираемся минут за десять. Стараюсь не мешаться под ногами, пока ее устраивают в палате. Заполняю документы. Медицинская страховка покроет эту ночь, но я бы и заплатил, лишь бы все было в порядке.
Настаиваю на том, чтобы ей сделали УЗИ с прослушиванием сердцебиения. Только после мы остаемся вдвоем, и я устало опускаюсь в кожаное белое кресло, стоящее у кровати.
Ритка спит под теплым одеялом. Ей вкололи легкое успокоительное, безвредное для нашей Евы. А я не сплю. Не могу ни на секунду закрыть глаза. Перевариваю Риткин рассказ. В красках представляю, что между ней и Лексом могло быть. Как он пыхтел над бессознательным телом. И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что ничего не было. Или же мой мозг просто выдает желаемое за действительное? Почему-то уверен, что Лекс не поступил бы так. Он может быть отвязным придурком, но не подлым мудаком. Брат не стал бы трахать беззащитную девушку. Он не насильник. Он просто ревнивый идиот! За что и останется без башки, как только я его найду. За то, что посмел прикасаться к ней. За то, что она жила в страхе все эти месяцы.
— Рад…
Вздрагиваю, услышав свое имя.
Рассвет уже. Я даже не заметил…
Ритка моя проснулась. Смотрит растерянно. Губки пересохшие облизывает.
— Наша дочь?
— С ней все хорошо. Ты как?
Кресло я передвинул еще ночью. Мне теперь удобно держать свою малышку за руку. Глажу ее пальчики, подношу к губам, целую каждый. Теплые…
— Ты не ушел, — голос моей девочки дрожит.
— А должен был? Ты правда думала, что я просто так возьму и откажусь от вас? Не откажусь, Рит. Вы же — моя жизнь, мои легкие, мое сердце.
Поднимаюсь, чтобы тут же наклониться и прижаться к ее пересохшим губам своими. Жмурясь, просто трусь об ее губки, стараясь не утонуть в нежности к своим девчонкам. Вспоминаю про кольцо.
— Не так хотел все сделать, — виновато улыбаюсь, достаю золотой обруч без коробочки из кармана. — Маргарита Петровна, вы станете моей женой?