— Да обычные методы: подкуп, шантаж акционеров — которые послабее духом. Я отказался продавать им «Одиссея», так они решили за так его прикарманить! А ты будто не знала! — неприятно ощерился он.
— Да нет же! — вскрикнула она почти испуганно, так дико сверкали его сине-ледяные глаза. — То есть, они говорили о каких-то планах, но клянусь, я и не подозревала! Я пришла сказать, тебя предупредить!
— Господи! Да хватит этого вранья, ты… Вы один клубок змей, а я теперь — как клоун! Выходит, я отныне — прислужник Латэмов? Да я уж лучше сейчас отправлю его на дрова!
— Не смей! Это же произведение искусства! — Глаза Констанс расширились от ужаса.
— Да уж понимаю, в твои планы это не входит, принцесса! — Он цепко схватил ее за плечи. — Ну, ты настоящая чемпионка по коварству! Поколдовала тут, затуманила мне мозги…
— Но это же неправда! — Она попыталась высвободиться, но тщетно — он еще ближе притянул ее к себе.
— Неужели? — Его глаза сузились; одной рукой он приподнял ей подбородок, другой смял шляпку, обхватив ее затылок. Она не могла теперь никуда деться от его пронизывающего взгляда. — Какая же ты врунья!
— Но только не в данном случае, — сказала она, задыхаясь.
— А разве не за этим ты сюда явилась, чтобы меня окрутить?
— Нет! — Она в ярости толкнула его в грудь. Это было все равно, что столкнуть гору. — Ты себе льстишь. Я уже тебе об этом говорила — когда мы в первый раз встречались, но ты только себя слушаешь…
— Ну, при чем тут я? Эта твоя задница в этих ребячьих штанах — такое не забудешь и трудно перед этим устоять.
— Свинья! Вбил себе в голову эту грязь — а ведь оснований-то нет!
Он изобразил глубокое удивление:
— Весь этот треп насчет этих чертовых денег, все это «Алекс не узнает ни о чем», вся эта комедия с мольбертом — разве это не для того, чтобы усыпить мою бдительность?
— Конечно, нет! — Она вырвала свой подбородок из его ладони, но он не ослабил своей хватки, наоборот только сильнее прижал ее к себе — она почувствовала пластичное тепло его тела. Вырываться бессмысленно, может, на него подействует холодно-насмешливый тон?
— Как же я, по-твоему, могла это сделать?
— Да очень просто. — Сжав челюсти, он глянул ей в глаза, и слова вырвались из его рта с каким-то скрежетом. — То свои лодыжечки покажешь, то на плече всплакнешь. То эти глазищи свои на меня вылупишь, да еще эти губы, кожа… пока я совсем не свихиваюсь и только об одном могу думать — как бы тебя…
— Пусти меня! — Ее голос сорвался в громкий шепот.
Он слегка улыбнулся, взгляд стал каким-то лениво-расслабленным.
— Да ведь и ты, Конни, а? Ну что мы друг около друга кругом ходим, как кот с кошкой? Интересно — Алекс так в тебе уверен или ему наплевать на твою девичью честь, что он тебя ко мне подослал?
— Ты ошибаешься. — Она покачала головой. — У тебя какая-то мания… — У меня нет к тебе никаких чувств, кроме отвращения, Лок Мак-Кин.
Он прикоснулся пальцем к ее нижней губе и почувствовал, что она дрогнула.
— Зачем же врать, а?
Кровь бросилась ей в голову, она почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
— Лок, пожалуйста…
Злые огоньки в его глазах потухли, но там вспыхнуло что-то иное, еще более опасное.
— А ведь приятно — вот так отомстить твоему деду — вору, да еще и полезно… Да ты еще и напрашиваешься.. .
— Подонок! — Задыхаясь, она вырвалась, почти ничего не видя из-за застилавших глаза слез. Вот и Лок туда же — как дядюшка Сайрус… — Какая же ты сволочь! Я сюда пришла с прощальным подарком, и очень об этом сожалею. Ты это не способен оценить!
Нахмурившись, он посмотрел туда, куда она показала пальцем, и впервые увидел законченную картину с «Одиссеем». Он весь окаменел, потом горько рассмеялся.
— Ах, вот что мне оставили Латэмы — рисованную копию…
Констанс никак не думала, что ее подарок только добавит соли на его рану, и только сейчас ей это пришло в голову.
— Извини! Я только думала… — Она беспомощно посмотрела на него.
Он медленно снял с себя мокрое пальто, сорвал шарф, расстегнул жилетку и повернулся к ней. В голосе его была угроза.
— Извинить? Тебе меня жалко? Чудесно. Вот это для меня сейчас самое необходимое от вашей семейки.
С каким презрением он отнесся к ее сочувствию и к ее подарку! Она почувствовала, что ярость вновь овладевает ею.
— Мне тебя жалко, Лок Мак-Кин! Ты неспособен понять, что такое человеческие отношения. Да, с тобой поступили ужасно, но ты, конечно, никогда не признаешься, что тебе нужно сочувствие — боишься, что это не по-мужски!
Он швырнул жилетку на кресло и стал расстегивать рубашку — лицо его все более темнело, последнюю пуговицу он просто вырвал с корнем.
— Прибереги эти свои проповеди для дураков! Жизнь меня кое-чему научила…
— Да, знаю! Железный Мак! Жесткий! Несгибаемый! Весь в мщении и ненависти! И забыл про то, что есть и другие чувства!
Его рубашка распахнулась, обнажив загорелую грудь, заросшую курчавыми волосками. Лок глядел на нее, глаза горели опасным огнем.
— Есть, есть и другие…
— Только показать не хочешь?
— С какой стати? Ты же из Латэмов…