Северина испуганно смолкла; голос, интонации Изабели показались ей смутно знакомыми, и крысиным бессовестным чутьем, что помогало ей выжить, она поняла, что не простую девушку закинуло в тело ее безмолвной госпожи. Она хотела что-то еще спросить, просто так, чтобы получше расслышать голос госпожи, но тут за дверями послышались громкие голоса, застучали сапоги, подбитые железными набойками, и в комнату вместе с грубым светом зажженных факелов, грозный и громкий, как бог войны, вошел Король.
Анна хотела вскрикнуть — так ярок, так величественен и прекрасен показался ей Король, — но горло ее словно мягкая рука сжала. Тело ее онемело, и она смогла лишь потупить взор, чувствуя, как кровь приливает к ее щекам и заставляет их пылать, а сознание уплывает прочь оттого, что все пространство, весь мир теперь наполнен им — его запахом, его голосом, его аурой, которая была так сильна, что Северина без слов растянулась у него в ногах, сломленная ощущением его силы, витающим в воздухе.
Анна не смела глаз поднять. Она сидела неподвижно, словно дух ее покинул и это тело, вцепившись руками в подлокотники кресла, и слышала только одно — как бьется ее собственное сердце.
От Короля пахло дождем; он шевельнул плечами, скидывая к своим ногам плащ, на котором алмазными блестками сверкнули капли воды, Анна отчетливо расслышала шорох его бархатной — черной с синим, как вороновы крылья, — одежды, и то, как потирает озябшие ладони, прежде чем прикоснуться к ней.
— Это и есть, — после недолгой паузы произнес Король, — Изабель, королевская невеста?
Его голос — необычайно звучный, сильный, обволакивающий бархатным обаянием, — прозвучал отчасти изумленно, и Анна вздрогнула, зардевшись от непонятного ей самой сладкого удовольствия. То, что она ему понравилась, стало понятно сразу — по сбившемуся дыханию Короля, по тому, как замерли его руки, отогревающие друг друга, по тому, как остановился его шаг.
— Да, Ваше Величество, — пролепетала Северина, когда Король прошел мимо нее и приблизился к замершей в кресле Анне вплотную. — Это она и есть, Ваше Величество!
— И что же? — Король в замешательстве наклонился, пытаясь заглянуть в глаза девушки, — она… всегда такая молчаливая?
— О да, Ваше Величество. Она молчит, с рождения молчит.
— Ничего не чувствует? Это правда? — поинтересовался Король с таким лютым любопытством в голосе, что Анна задохнулась от ужаса, увидев в его руках плеть, которой Король, вероятно, погонял свою лошадь.
— О нет, что вы! — затараторила Северина, почуяв неладное. — Чувствует! Когда она руку обожгла о кочергу, она, почитай, неделю ею ничего не брала, пока не зажило. И холод она чувствует. И жару. Она все чувствует, и все понимает! Она исполняла все, что велел ей господин Ворон. Она послушная и кроткая, как овечка.
— Послушная жена — это хорошо, — протянул Король. Плеть. Которой так боялась Анна, коснулся ее бедра, рисуя на нем какие-то тайные символы, и той еле удалось удержать на лице выражение покоя и равнодушия.
— Вы не пожалете, Ваше Величество! — рассыпалась в похвалах Северрина. — Вы не пожалеете!
— Замолчи, — кратко бросил Король. — Будешь говорить, когда я велю.
Он протянул руку и коснулся лица Анны, легкими прикосновением обвел овал прелестного лица. Она ожидала холода, но пальцы его оказались очень горячи, почти обжигающие. Это невинное, осторожное прикосновение словно громом поразило Анну, и она почувствовала, что сходит с ума оттого, что ее воплотившаяся мечта стоит напротив нее. Грозный Король точно знал, что такое ласка и нежность; касаясь ее самыми кончиками пальцев, он словно хотел почувствовать, отыскать что-то невидимое, невесомое, теплое и живое, почувствовать чудо, которое ему все обещали и которое спасет его от многочисленных бед. И эта интимная, сокровенная ласка теплом проливалась в душу Анны.
«Он для всех делает вид, что страшен и опасен, — подумала девушка, млея под его ласкающей рукой. — На самом же деле он другой!»
— Даже жаль, — произнес Король задумчиво, рассматривая прекрасное тело Изабель, — что твоя душа заблудилась где-то…
В его голосе послышалась искренняя грусть.
Его движения, его прикосновения к ней были осторожны и нежны, словно он поглаживал не живого человека — прекрасную мраморную статую в летнем храме, насквозь пронизанном солнечными лучами. Пальцы его скользили по ее щеке, по шее, словно ласкаясь, пока не наткнулись на золотое колье — то самое, что отправил в подарок своей странной невесте.
Его он коснулся осторожно, словно боясь уколоться или обжечься, но золото было холодно и мертво. Пальцы его замерли чуть поглаживая алые, как кровь камни, и Анна уже было насмелилась поднять на Короля взгляд. Ее первый испуг прошел, Король был не так страшен, как о нем говорил отец, и вел себя так, что Анна не ощущала никакой опасности. Так отчего нет? Отчего не поднять на него взгляд, отчего не осмелиться посмотреть на его ослепительную красоту?