Невеста из ниоткуда

– О Велесии-отроке толкуешь? – Миронег пронзил взглядом. – Понимаю – сам когда-то был молол, любил… Да-да, любил! Что, не веришь? А и не верь, твое дело. Про Велесия же тако скажу, опять же, хочешь – верь, хочешь – нет, а лжу тебе мне говорить незачем – кто ты такая-то? Никто и нигде, чужачка!

– Ну, говори же!

– Люди мои на стремнине, где отрок твой утоп, еще одного пловца видели. Яромира, он Волоке, тиуну Ольгину, яко пес предан.

– Яромир, говоришь… – Девушка прикрыла глаза. – А как бы его…

– Никак! Бревном Яромира вчерась придавило. Егда новый амбар у хором ставили. А Волока-тиун в дальние вотчины отправился – зимой только возвернется, по снегу, по льду… Вот, все сказал, как есть. Почто очи-то прячешь, молчишь?

– Налей, – тихо попросила княжна. – Ну! Обещал ведь.

Миронег покивал, поднимаясь:

– Обещал – налью. Тебе чего – вина или браги?

– Все равно. Хоть что-нибудь за помин души выпить.

Жрец притащил стоявший в углу кувшин и деревянные кружки, разлил:

– Да, вот еще! Тут весяне, родичи твои… хм, приплыли. Так мы их покуда придержим – не тужи.

Рыжий Рулаф снова рассказывал тупые анекдоты про древлян. И вчера, у костра, трендел целый вечер, и сегодня, с утра… да полдня уже! Не поймешь, чего в этом словесном извержении было больше – желания произвести впечатление на княжну или что-то личное, непосредственно с древлянами связанное. Женька, впрочем, подобными вопросами не задавалась – к чему? Просто стояла себе на корме не особенно широкой ладьи да молча смотрела по сторонам, не столько любуясь природой, сколько думая… вспоминала, незаметно вытирая слезы.

Ах, Велесий, Велесий…

Тяжело было осознавать, что это именно она, Женька Летякина, виновата в смерти парня… хотя нет. Не Женька виновата, а Малинда, княжна. Это ведь из-за нее… Из-за нее… И нечего Ольгу или еще кого винить, такие уж это люди – знать! – что для них жизнь какого-то там рядовича, закупа, смерда?

Ладьи с гридями старого воеводы Свенельда (почитай, половина дружины!), отчалив от киевской пристани, по Днепру шли недолго – вскорости повернули направо, поднимаясь по течению какой-то широкой реки до Чернигова дальше, в земли радимичей. Переночевали, а сегодня с утра снова повернули направо – к северянам.

Здешняя река, поначалу широкая и величавая, постепенно сужалась, плыть становилось труднее, тем более – вверх по течению, пару раз уже перегружали ладьи, перетаскивали через пороги да перекаты. Что ж… дело знакомое.

– Все перекаты да перекаты, послать бы их по адресу, – вспомнилось Женьке. – На это место уж нету карты, идем-бредем по абрису…

– Вижу, ты повеселела, Малинда-княжна, – пройдя меж гребцами, пробрался на корму Эйнар-хевдинг, молодой, но бородатый, хваткий, уже себя проявивший во многих схватках.

Проявивший себя как командир, а не как простой воин; недаром Свенельд доверил командование именно Эйнару, хотя номинальной главою похода все-таки считалась княжна – примучивать-то вятичей дальше собирались ее именем, ее именем брать дань. Все правильно – она княжна, не кто-нибудь!

– Хой, Эйнар! – перекладывая тяжелое рулевое весло, радостно окликнул хевдинга рыжий Рулаф, бывший ныне за кормщика. – Я вот тут еще про древлян вспомнил…

– Да-а, – спрятав ухмылку, Эйнар покачал головой. – Вижу, славный Рулаф, ту древлянскую стрелу ты долго будешь помнить.

Рыжий скривился:

– Хорошо, хоть не отравленная оказалась.

– А с чего ты взял, что древляне травят свои стрелы?

– Так они же дикие! В лесах живут. А дикие – всегда с ядом.

– Это древляне – дикие? – неожиданно расхохотался хевдинг. – Какие же тогда вятичи? У древлян хоть города есть, а здесь…

– Да уж вижу. – Рулаф покивал, напряженно всматриваясь в угрюмо росшие по берегам сосны и ели. – Сколько уже плывем – один лес кругом. Ни селенья, ни пристани, ни лужайки!

– И это еще северян земля! К вятичам водного пути нет – по лесам пойдем, до большой реки. А там – сладим плоты, да вниз по теченью.

– Далеко, хевдинг?

– Да уж не близко. – Эйнар задумчиво посмотрел в низкое, тронутое серыми косматыми облаками небо. – Но все же еще не край земли – там, дальше, к болгарам, на Итиль-реку, дорога.

– К тем болгарам, что стекло не хуже ромейского варят?

– К ним.

Рыжий мечтательно прищурился:

– Вот их бы, болгар, и примучить. А не этих диких вятичей!

– Подожди, – ухмыльнулся молодой вождь. – Примучим еще! Святослав-конунг слов на ветер не бросает!

Женьке почему-то раньше казалось, что в древние времена все воины передвигались верхом, однако вот сейчас лошадей с собой в дальний поход не взяли. Передвигались по рекам, понятно, в окрестных лесах никаких дорог – кроме водных, – по сути, и не имелось, одни лежневки да зимники.

С каждым днем лес по берегам становился все непроглядней и гуще, река же – все уже, так, что вскоре уже совсем невозможно стало продвигаться вперед – то завалы, то отмели с перекатами.

Впрочем, проводник – посланный в Киев Святославом десятник Путята с гридями – довольно поглаживал окладистую бороду да кивал:

– Все так, все верно. Скоро уже прибудем. Ладейки здеся под сторожей надежной оставим, завтра же сами – пешком, чрез леса.