Невеста герцога

Томас полагал, что любит ее. Это было чисто теоретическое умозаключение, потому что она определенно ему не нравилась, и никому другому тоже. Наверное, он был обязан ей. В конце концов, она родила сына, который затем женился на женщине, родившей его. Нужно ценить собственное существование, если не что-нибудь другое.

Но, не считая этого, он не мог придумать ни одной причины, чтобы испытывать к ней привязанность. Августа Элизабет Кандида Дебенхем Кавендиш была, мягко выражаясь, не слишком приятной особой.

Он слышал от людей, знавших ее много лет назад, что хотя она никогда не была дружелюбной, она не была и слишком недружелюбной. Но это было задолго до его рождения, до того как двое из ее трех сыновей умерли: старший от той же лихорадки, что унесла ее мужа, а средний погиб при кораблекрушении у побережья Ирландии.

Никто не ожидал, что отец Томаса станет герцогом, имея двух совершенно здоровых старших братьев. Воистину судьба — непостоянная особа.

Томас зевнул, не потрудившись прикрыть рот рукой, и двинулся через холл по направлению к лестнице. И тут, к своему изумлению, он увидел…

— Грейс?

Она издала удивленный возглас и споткнулась о последнюю ступеньку. Он инстинктивно рванулся вперед и поддержал ее, схватив за предплечья.

— Ваша светлость, — произнесла она невероятно усталым тоном.

Томас отступил на шаг, с любопытством глядя на нее. Дома они давно освободились от таких условностей, как титулы. Собственно, Грейс была одной из немногих, кто обращался к нему по имени.

— Какого черта вы еще не легли? — поинтересовался он. — Уже два часа ночи.

— Вообще-то три, — вздохнула она.

Секунду Томас молча смотрел на нее, пытаясь вообразить, что такого могла придумать его бабушка, чтобы ее компаньонка оставалась на ногах в такое время ночи. Он даже баялся думать на эту тему — только дьявол знал, что могло прийти ей в голову.

— Грейс? — мягко произнес он, потому что бедняжка выглядела по-настоящему измученной.

Она озадаченно моргнула.

— Извините, что вы сказали?

— Почему вы разгуливаете по холлу?

— Ваша бабушка неважно себя чувствует, — отозвалась она с удрученной улыбкой. И добавила: — Вы сегодня поздно.

— У меня было дело в Стэмфорде, — сообщил Томас деловитым тоном. Он считал Г рейс одним из своих немногих друзей, но она была леди до кончиков ногтей, и он никогда бы не стал говорить в ее присутствии о Селесте.

К тому же он был недоволен собственной нерешительностью. И зачем его понесло в другой конец Стэмфорда — только для того чтобы вернуться назад?

Грейс прочистила горло.

— У нас был… волнующий вечер, — сказала она, добавив с явной неохотой: — На нас напали разбойники.

— Господи! — воскликнул Томас, устремив на нее пристальный взгляд. — С вами все в порядке? И как себя чувствует моя бабушка?

— Мы не пострадали, — заверила его она, — хотя наш кучер заработал огромную шишку на голове. Я взяла на себя смелость дать ему три дня на выздоровление.

— Разумеется, — сказал Томас, браня себя. Он не должен был позволять им путешествовать одним. Ему следовало сообразить, что они будут возвращаться ночью. Интересно, а что с Уиллоуби? Хотя маловероятно, что их карета тоже подверглась нападению. Ведь они живут в противоположной стороне. И все же он чувствовал себя виноватым. — Я должен принести вам свои извинения. Мне следовало настоять на том, чтобы вы взяли с собой больше сопровождающих.

— Глупости, — возразила Грейс. — Это не ваша вина. Кто мог подумать… — Она покачала головой. — Мы не пострадали. Это единственное, что имеет значение.

— Они что-нибудь похитили? — поинтересовался он, потому что это казалось очевидным вопросом.

— Не слишком много, — отозвалась Грейс легким тоном, словно пытаясь преуменьшить случившееся. — У меня вообще ничего. Полагаю, сразу видно, что я небогата.

— Бабушка, наверное, в бешенстве.

— Она немного расстроена, — признала Грейс.

Томас чуть не рассмеялся. Он сознавал, что это неприлично и немилосердно, но всегда обожал недосказанность.

— На ней были ее изумруды, не так ли? — Он покачал головой. — Старая перечница до смешного привязана к этим камням.

— Вообще-то она сохранила свои изумруды, ответила Грейс, утомленная настолько, что даже не упрекнула его за то, что он назвал свою бабушку старой перечницей. — Она спрятала их под подушкой сиденья.

Это произвело на него впечатление.

— Она спрятала драгоценности?

— Спрятала я, — уточнила Грейс. — Она сунула их мне, прежде чем они ворвались в карету.

Томас улыбнулся, восхищаясь ее находчивостью, а зачем, после несколько неловкой паузы, заметил:

— Вы так и не сказали, почему до сих пор не легли. Определенно вы заслужили отдых.

Она помедлила, издав неопределенный звук и оставив его гадать, что приводит ее в такое смущение.

— У вашей бабушки возникла странная просьба, — наконец сказала она.

— Все ее просьбы странные, — заметил он.

— Нет, эта… — Она испустила вздох отчаяния. — Вряд ли вы захотите помочь мне принести картину из галереи.

Такого Томас не ожидал.

— Картину? — переспросил он.

Она кивнула.

— Из галереи?

Она снова кивнула.

Он попытался угадать… и сдался.