Невеста для отшельника

Я оторопело смотрел, как красиво и уверенно выстраивались в ряд крупные буквы под рукой моего «неграмотного» егеря. Как знать, может быть, впервые за долгие месяцы одиночества на озере Плачущей Гагары Устин Анфимович вдруг снова почувствовал былую напряженность восприятия окружающего большого мира.

Накануне случилось событие, на первый взгляд малозначащее, даже несколько трагикомическое. Однако на Верхососова оно произвело настолько сильное впечатление, что еще более укрепило в нем мысль о необходимости переустройства своей жизни. А случилось вот что. Проверяя как-то песцовые капканы, Устий Анфимович буквально наткнулся на блестящий продолговатый предмет величиной с коробку из-под домино. Одиночество приучило Верхососова к осторожности. Обойдя дважды странный предмет, он подцепил его лыжной палкой, перевернул, Предмет оказался легким, Он состоял из двух дюралевых пластин, из-под которых выглядывали зубчатые колечки, пружина и стрелка — точь-в-точь вынутый из старинных часов-«ходиков» механизм, егерь посмотрел в предвечернее небо. Предмет мог свалиться лишь оттуда «И тут покоя нет тундре», — проворчал он, по находку взял. Дома сунул оттаять на печь и забыл.

А среди ночи странный шипящий звук, словно удар бича разбудил Верхососова. Он резко сел и машинально схватился за карабин, висевший над кроватью. Холодная от пота ладонь нащупала теплую сталь затвора. В избе стояла плотная привычная тишина. Показалось!

Но вот что-то тренькнуло, зашипело и часто-часто затикало. Но не так, как часы, а чуждо и угрожающе. Устин Анфимович вспомнил о странной находке. Осторожно зажег свечу и опасливо глянул на верхнюю приступку печи — блестящий предмет вроде бы качнулся и пополз. Верхососов, как был в нижнем белье, схватил предмет, толкнул дверь, одним махом проскочил сени и что есть силы закинул его в серое холодное пространство. Однако уснуть не мог, а с рассветом взял лом и, найдя предмет, стал молотить по нему, пока все не смешалось в одно месиво: крошки льда, снег, кусочки блестящего металла. Он отер мокрый лоб и устало поплелся домой, тупо уставившись в одну плывущую точку.

Под большим секретом Верхососов рассказал эту историю мне, и лишь тогда окончательно успокоился, когда я его убедил, что сам нередко находил в тундре подобные штучки от радиометеорологических зондов, запускаемых с научной станции, расположенной в нашем райцентре. Сказав это, не отказал себе в удовольствии пожурить Устиныча: вот, мол, ружейным мастером когда-то был, а в такой фигне не мог разобраться, там же как дважды два — пружина самописца оттаяла и закрутила всю систему.

— Ты мне скажи, Свистофорыч, кто это выдумал про счастье одинокой жизни в природе? — спросил он тогда. Иной раз читаешь или слушаешь радио — диву даешься, сколько выдумано всякой дребедени: встречать рассветы, беседовать с травами, затопить баньку, чай не спеша дуть с блюдца и прислушиваться к шороху за избяной стеной, пропитанной смолой и еще чем-то. А ведь и я так думал. По радио слова услыхал, что тот человек силен, кто испытает одиночество. Пустые все это слова! Дурь для несмышленых, — Верхососов закурил, пустил густой клуб дыма в потолок. — Я тоже через это сюда эвакуировался. Веришь, нет, вот вы уедете от меня, а я еще неделю словно чумной хожу, все настраиваюсь на одиночество. Только привыкну — опять вы, опять злюсь. Лена женщина обыкновенная. Да разве, скажи, согласится она в этом болотище жить? А уехала — словно вынула из меня что-то.

— Не переживай, Устиныч. Черт с ней, с твоей Леной. Найдется другая. Живи себе, не тужи. Скоро лето, дело веселей пойдет.

— Веселей-то веселей, а ты все же доложи своему верхнему командованию, что так, мол, и так, пусть подыскивают другого егеря в заказник. Верхососов сделал свое дело, отстроил дом, а теперь переезжает в райцентр, к людям. Скажи им, что старому человеку в одиночестве жить негоже. — Голос Верхососова на мгновение дрогнул, но он крякнул и взял себя в руки, — Все так и скажи. Я тут скоро не только обыкновенной погремушки бояться буду — самого себя…

А через месяц-полтора мы погрузили скарб Верхососова на вездеход, заткнули щеколду избы прутом. Устиныч постоял в сторонке, смахнул слезу. Луноход заботливо прикрыл окна дощатыми щитами, слазил на крышу засунуть в трубу старую шапку. Верхососов удивился заботливости Лунохода, он еще не знал, что у нас в охотинспекции лежало заявление Лунохода с просьбой принять его на место Верхососова. Начальник подписал его, так как желающих больше не оказалось. Но я подумал с грустью и о другом. О том, что Луноход здесь продержится сезон — но более, что за этот сезон слегка одичает и, не дай бог, еще свихнется маленько. Я сам подолгу жил в одиночестве, и каждый раз душа моя корчилась, наполнялась тоской и отчаянием.

Совсем подавно я попал в больницу. Там вся наша палата с благоговением слушала рассказы рыбака-одиночки с глухого верховья реки Канэн.