Но сестра Азиза была не похожа на всех предыдущих учителей. Во-первых, она просила называть ее по имени, сестра Азиза, а не мисс Саид. Во-вторых, на ней был не просто головной платок, который надевали многие учителя, а хиджаб: плотная черная ткань покрывала ее с головы до кончиков пальцев и носков туфель. Это производило глубокое впечатление: бледное лицо в форме сердца, окутанное морем черноты. Сестра Азиза была молодой и красивой, она улыбалась глазами и никогда не кричала на нас.
– Кто из вас мусульмане? – спросила она первым делом.
Конечно, весь класс поднял руки. Мы точно были мусульманами, с самого рождения. Но сестра Азиза печально покачала головой и сказала:
– Я не думаю, что вы мусульмане.
Мы были ошарашены. Не мусульмане? Что она имеет в виду? Сестра Азиза указала на меня:
– Когда ты в последний раз молилась?
Я внутренне содрогнулась. Уже больше года прошло с тех пор, как я последний раз совершила ритуальное омовение, покрыла себя белой тканью и простерлась на земле, исполняя долгий обряд смирения перед Господом.
– Не помню, – промямлила я.
Тогда сестра Азиза стала спрашивать других девочек:
– А ты? А вот ты?
И почти все отвечали, что не помнят.
Тогда сестра Азиза сказала смущенному и притихшему классу, что мы все не настоящие мусульмане. Аллах не смотрит на нас с радостью. Он читает в наших сердцах, что мы больше не преданы Ему. Цель молитвы – осознание, постоянное осознание существования Господа и ангелов и внутреннее смирение перед волей Аллаха, ежедневно направляющей каждую нашу мысль и каждый шаг.
Сестра Азиза напомнила нам об ангелах, о которых нам рассказывали в школе в Саудовской Аравии. Они парят у нас за плечами, слева и справа, и записывают мысли, намерения, идеи – как хорошие, так и плохие. Даже если мы покрываем себя и молимся, этого недостаточно для того, чтобы порадовать Господа. Самое главное – это
Мы много слышали об аде. В основном в медресе рассказывали именно о нем и о том, за какие прегрешения могут отправить туда. Муки ада расписаны в Коране очень подробно: язвы, кипящая вода, слезающая кожа, горящая плоть, вываливающиеся внутренности – вечный огонь, сжигающий снова и снова. Эти подробности довлели над нами, принуждая к покорности. Проповедник, на уроки которого мы с Хавейей теперь ходили по субботам, выкрикивал запреты и правила, порой приходя в экстаз:
– Ты отправишься в ад! И ты тоже! ТЫ и ТЫ! Если только вы НЕ…
В Коране у ада есть семь врат. Жар и боль бесконечны, а жажда так сильна – сильнее любой земной жажды, – что вы молите о воде, но вам в рот льют только кипящие соки вашего тела. Вы мечтаете о рае, но он остается недостижимым. Ужасный, похожий на пустыню ад мы представляли себе гораздо ярче, чем рай. В Коране рай – это прохлада, свежий ветер, вкусные напитки; все это было заманчиво, но довольно туманно.
Конечно, сестра Азиза верила в существование ада, но, в отличие от других проповедников, она не делала упор на страх. Она говорила, что выбор за нами. Мы могли склониться перед чистотой и светом Господа и попасть в рай – или пойти по неверной тропе.
Ее уроки были убедительны, но я обратилась не сразу. И что было замечательнее всего в сестре Азизе – она не возражала. Она не возражала, если мы не носили под юбкой белые штаны, чтобы скрыть ноги. Не возражала, если мы не молились пять раз в день. Сестра Азиза всегда говорила, что Аллах не хочет, чтобы мы что-то делали – даже молились – без внутреннего намерения. Ему нужна искренняя, глубокая покорность – вот в чем подлинный смысл ислама.
– Аллах и Пророк Мухаммед велят нам одеваться так, – говорила она. – Но вы должны пойти на это, только когда будете готовы, ведь если вы начнете, а потом передумаете – это будет еще больший грех. Когда придет время, вы сами сделаете такой выбор – и уже не отступите.
По выходным Махад часто приводил в гости двух лучших друзей. Они оба были кенийцы, но брат не хотел говорить маме, что дружит только с местными ребятами – она не пустила бы их в дом. Поэтому Махад сочинил историю о том, что его друг, которого на самом деле звали Кеннеди, – сомалиец по имени Юсуф. Якобы он приехал из Восточной Кении, где уже никто не говорил на сомалийском. Против этого мама особо не возражала, к тому же с другом Махад оставался дома под ее присмотром. (Она как-то терпела и второго друга, Олуло, чья внешность была настолько типично кенийской, что брат не мог выдать его за сомалийца.)