Абех обнял меня. Он выглядел гораздо старше, но пахло от него точно так же, как в детстве. Это было довольно приятным поводом обняться еще раз. Сначала мы говорили на какие-то повседневные темы: о моей учебе, о политике. Но все, о чем хотел говорить мой отец, – это Сомали. Великое государство Сомали, которым оно должно было стать в один прекрасный день. Он рассказал мне, что хотел бы видеть у руля исламское правительство, которое управляло бы страной по законам Аллаха. Любая политическая система, разработанная и созданная людьми, по его мнению, была обречена на провал.
Я заняла противоположную позицию. Говорила очень резко, чем сама себя удивила. Закон Божий не может быть справедливым для всех тех, кто не является мусульманином. Да даже в рамках самого ислама не все люди думают одинаково. Так кто же будет создавать закон?
– Власть священнослужителей всегда тоталитарна. И это означает, что человек не будет иметь выбора. А все люди отличаются друг от друга, они все разные, и мы должны отмечать и учитывать это, вместо того чтобы пытаться всех уравнять, – говорила я.
На что отец ответил, что мы должны изо всех сил стараться, чтобы обратить каждого в исламскую веру. Он разочаровал меня этой простодушной логикой и удручающим отсутствием реализма.
Отец решил договориться насчет моего развода. Я не чувствовала ни малейших уз брака; Осман Мусса был для меня лишь смутным воспоминанием. Но моему отцу это было необходимо. Он сказал, что не будет заставлять меня выходить замуж против моей воли, что я сама могу выбрать себе мужа. Мне кажется, ему просто хотелось думать о себе как о человеке, который предоставляет свободу. Все же где-то в глубине его души был похоронен демократ.
Абех сказал, что ему грустно видеть произошедшие во мне перемены. По его мнению, я стала слишком мирской, а духовного во мне почти не осталось.
– Я не буду просить тебя носить платок на голове, но, пожалуйста, отрасти волосы, – попросил он меня, и я согласилась.
Когда он спросил, продолжаю ли я молиться, то я ответила, что конечно. И в какой-то мере это было еще правдой. Я была полна антиисламских идей, но вместе с тем я все еще продолжала думать о себе как о верующей.
Когда в сентябре 2000 года я окончила Лейден, мне было уже почти тридцать лет. Получение степени магистра заняло у меня еще один дополнительный год, но я сделала это. Я говорила себе, что могу гордиться собой. У меня была хорошая квалификация, трудные, но близкие отношения и крепкая дружба. Я сама зарабатывала себе на жизнь.
Было приятно и необычно после стольких лет стать выпускником. Я попыталась получить визу для отца, чтобы он смог присутствовать на церемонии, но запрос отклонили. Я позвонила матери, чтобы порадовать ее, но она только некстати заметила, как странно, что из всех ее детей степень получаю именно я. Наверное, она имела в виду, что ничего плохого в этом нет. Но в ее глазах я по-прежнему оставалась самой глупой из нас троих.
Марко и я решили устроить вечеринку в кафе «Эйнштейн», которое было популярно у студентов Лейдена. Йохана и Мартен приехали из Эде со своими детьми, Иреной и Жаном, которых я обожала; они словно были моими маленькими братиком и сестренкой. Мартен забрался на стул и стал рассказывать забавные истории о том, какой я была, когда только приехала в Голландию. Гиискэ был ведущим церемонии, а родители Мирьям приготовили множество закусок. Их отношение тронуло меня до глубины души. Когда пришли Мирьям и Оливер, я немного напряглась, ожидая пререканий с Джованни, но его бывшая девушка быстро нашла общий язык с его новой подружкой Альбертиной.
Люди вокруг поздравляли меня и желали всего самого хорошего, мне же следовало подумать, что делать дальше. Мне хотелось получить подходящую работу и зарабатывать приличные деньги, чтобы мы с Марко смогли переехать в более просторную квартиру. Я ненавидела наш промозглый дом на Лангеграхт, где у меня появилась аллергия. Перед Ураза-байрамом некоторые соседи, марокканцы и турки, забивали овец в подвале, где стояли наши велосипеды. Внутренности животных лежали в мусоре по несколько дней, пока за ним не приезжала машина. Это было так же, как в Истли.
Кроме того, в этом доме круглые сутки было шумно. Я очень хотела уехать оттуда, но Марко говорил, что пока мы не можем себе этого позволить. Он был очень экономным, а я лишь жаловалась.
Я решила прервать учебу в университете, хотя могла пойти в докторантуру и получать стипендию, но она была ненамного больше прожиточного минимума. Этих денег не хватало, чтобы вытащить нас из Лангеграхта и помогать семье в Африке.
Я должна была работать. Но я не видела себя дальше в роли переводчика, изначально расценивая это занятие как временное. Мне также хотелось получить как можно больше опыта, прежде чем из студента стать исследователем и преподавателем.
Еще я хотела многому научиться, но боялась, что в частном бизнесе все будут считать меня слишком старой для начала карьеры. Я так переживала, что приняла первое попавшееся приглашение на работу. Оно оказалось от фармацевтической компании «Глаксо».