Nevermore

Она была облачена в красивое платье из темного, цвета спелой сливы шелка, отделанного черным кружевом и скрепленного на груди огромной брошью-камеей, однако в глаза бросалась не столько изысканность наряда, сколько необъятность ее форм.Постараюсь соблюсти деликатность и такт и скажу только, что миссис Генриетта Никодемус отличалась редкой корпулентностью:с мясистыми руками, что пара копченых виргинских окороков, с двойным, и тройным, и четверным подбородком, кои, подобно мраморным ступеням, спускались к снежным просторам ее необъятного бюста.Казалось вполне уместным, что ее покойный супруг, основавший свое состояние на китобойном промысле, выбрал себе спутницу жизни, чья плоть, по видимости, состояла из той же прозрачно-белой субстанции, которой столь успешно торговал покойный, — сиречь из насыщенной жиром ворвани.

Но вопреки своему немалому весу вдова (о возрасте ее судить было затруднительно, хотя рубеж полувека она, конечно же, переступила) оказалась столь же легка на ногу, как и ее морщинистый слуга, ибо, едва она завидела полковника, тушаее легко взметнулась с кресла и, переваливаясь с ноги на ногу, с поразительной скоростью устремилась навстречу ему.

— Это вы, дорогой мой! — вскричала вдова, и ее темные, маленькие и круглые глазки, похожие на крошечные, утонувшие в сдобном тесте изюмины, так и прилипли к его лицу. — Я не поверила, когда Тоби мне сказал.

— Честное слово, это я! — ответил полковник, с некоторым смущением поглядывая на леди. — Но не могу сказать, что я припоминаю знакомство с вами…

— Не было никакого знакомства! И все же я словно давно знаю вас, давно люблю, как друга, потому что ваши потрясающие мемуары прямо-таки пленилименя. Столько приключений! И как увлекательно вы рассказываете о них!

Большое спасибо, мэм, — с легким поклоном ответствовал Крокетт. — Приятно такое слышать.

Вдова продолжала свою речь, взирая на полковника с нескрываемым обожанием:

— И выглядите вы в точности так, как я себе представляла, только одеты куда моднее, чем можно было ожидать от «короля Дикого Запада».

С негромким смешком мой спутник ответил:

— Старые шкуры — самое оно для охоты, но для визита к славной дамочке совсем не годятся.

Из глотки матроны вырвалось радостное восклицание, тембром и звучностью слегка напоминавшее брачный клич североамериканского журавля.

— Говорите, говорите, полковник Крокетт! — поощрила — она. — Я готова слушать вас целый день.

Поскольку я знал, что полковнику достаточно самого легкого поощрения, чтобы впасть в один из своих бесконечных монологов, и поскольку я опасался, как бы он не понял любезную гиперболубуквально, я поспешил кашлянуть и тем самым отвлечь внимание хозяйки от своего спутника.

Сия стратагемаувенчалась немедленным успехом. Солидная вдова бросила заинтересованный взгляд в мою сторону и спросила:

— А кто же этот красивый — хотя очень унылый — юноша?

— Мистер Эдгар По, — представился я, светски поклонившись. — К вашим услугам.

По? — удивилась она. — Родственник покойного генерала Дэвида По?

— Я горд тем, что прихожусь ему внуком, — провозгласил я, подтверждая се догадку кивком.

— Тогда вы, наверное, в родстве и с той замечательной, несчастной молодой женщиной, покойной Элизабет По?

— Она была моей возлюбленной матерью, — дрожащим от горестных чувств голосом ответил я.

Сложив руки на своей необъятной груди, вдова провозгласила:

— Ее безвременная кончина была великой утратой для каждого ценителя театра.

— Это была неописуемая трагедия для всех, кто ее знал! — трепетно подхватил я.

— Но чему я обязана честью принимать у себя двух таких выдающихся джентльменов? — спохватилась вдова.

— Повод нашего визита, — начал я, — уходит корнями в ту эпоху, когда американские подмостки еще имели счастье служить сценой для несравненных выступлений моей дражайшей усопшей матери!

— В самом деле? — удивленно переспросила миссис Никодемус, поглядывая то на меня, то на Крокетта. — Но ведь это было так давно!

— Совершенно верно, — согласился с ней Крокетт. — Заранее и не скажешь, как дело обернется по прошествии времени. Вот я знал одного парня по имени Сайрус Кульпеппер, которому пуля в зад угодила во время одной заварушки с краснокожими, и так глубоко эта пуля засела в мясе, что нипочем ее выковырять не удавалось. Ничего, старина Сайрус скоро оправился, и вот как-то раз — то ли десять, а то и все пятнадцать лет спустя — садится он за стол пообедать и чувствует, что-то такое шевелится в глотке, словно он вишневой косточкой подавился. Он давай кашлять, и кхекать, и отплевываться, и вдруг эта штука выскакивает у него из глотки и летит через весь стол. Та самая свинцовая пилюля! Чтоб меня разорвало, если она не поднялась из его задницы прямо в горло!

Как и все анекдотыпограничного жителя, этот рассказ поверг меня в прострацию. С минуту я мог лишь бессловесно взирать на полковника, но миссис Никодемус прямо-таки зашлась от восторга:

— Ох, полковник Крокетт! — вскричала она. — Вы — парень что надо,ведь так у вас говорится?