Never Back Down 2 (СИ)

Со всех ног я бегу по пустоши к огромным чугунным воротам. Надо мной на фоне закатного оранжевого неба раскинулось переплетение рельс «американских горок», жухлая трава приминается под моими ногами, тихонько шурша. Из зачарованного леса за моей спиной доносятся крики птиц. Подхватываемая ветром я мчусь вперёд, шаги дробью отдаются в груди. Издали я слышу хриплую музыку, льющуюся из покорёженных динамиков:

«Once upon a night we’ll wake to the carnival of life

Тhe beauty of this ride ahead such an incredible high»*

Меня уже ждут. Около ворот я вижу переминающегося с ноги за ногу Эда. Сердце радостно сжимается при виде него, я бегу быстрее и вскоре почти врезаюсь в него, скатившись с пологого склона. Он растерянно смеётся, он не понимает, что он здесь делает, но рад вновь оказаться здесь, рад, что он со мной.

Высокий старик с белоснежными бакенбардами и волосами, поверх которых нахлобучена капитанская кепка, в синей засаленной куртке поверх пожелтевшей от времени тельняшки, блеснув золотым зубом, с улыбкой распахнул для нас ворота.

— Мы вас заждались, — произнёс он немного треснутым голосом. Я протягиваю ему картонный билет, который сжимала в течение всего бега. — С возвращением в «Воображариум».

Парк мало изменился с той ночи, когда мы пришли сюда впервые. Все те же немые замершие карусели, всё тот же заброшенный тир, всё те же полотнища от палаток. Вот только сегодня везде горели огни. Яркие, разноцветные лампочки осеняли блестящих пёстрых лошадей, причудливым узором змеились вдоль тропинки, по которой мы бежали, взявшись за руки. Нет, не изменился парк, даже с этими яркими огнями он был тем же прибежищем для развесёлой компании подростков, когда-то скрывавшихся от слуг обезумевшей Клариссы. По-прежнему между деревянными щитами с акробатами и клоунами мелькало высокое пламя, по-прежнему оттуда доносился радостный смех и лихая песня Карнавала Жизни.

Радостные возгласы окружили нас, стоило нам шагнуть в свет костра. Ребята бросились меня обнимать.

— Мы знали! Знали, что вы выйдете сухими из воды! — хохотал Принц.

— Мы очень за вас рады, — улыбалась Моргана.

— Мы рады тебя видеть, Марисса, — отсалютовал мне Байкер.

— А я-то как рада, что вы уцелели, — смеялась я.

Мы и глазом не успели моргнуть, когда нас увлекли в горячий головокружительный танец. Я опомниться не успела, как вновь и вновь кружилась вокруг костра, хохоча от рвущегося из груди счастья, как я распеваю во весь голос чудную песню, захлёбываясь восторгом, как двигаюсь под музыку всё быстрее и быстрее. Нам горячо, жарко, но мы счастливы, счастливы, как малые дети, как безумцы…

Я не выпускаю руки Эда, я боюсь, что он потонет в вихре этого танца. Сердце радостно-сладко бьётся чаще и чаще, когда он, подхватив меня за талию, кружит над землёй в танце, когда он шагает ближе, когда я вижу его лучащиеся восторгом и радостью глаза, слышу его сбившееся горячее дыхание. И сама дышу уже едва, то ли от эмоций, то ли от танца. И сама уже не своя от безумной радости, что охватила меня, сама не замечаю, как льну к нему ближе, как с робостью и улыбкой заглядываю в его глаза и как с замирающим сердцем я вижу, как улыбается он. И душа, словно птица, рвётся из груди восторженным хохотом. И чем жарче горят эмоции, тем ярче горит костёр, тем сильнее желание…

Золотисто-зелёные искры рассыпаются на потемневшем небе, рыжие языки пламени взвиваются в чернильную синь, в лихую песню вплетается звон цикад. Тени становятся всё дёрганнее, всё загадочнее. Душистый ветер веет с пустоши запахом клевера и вереска. Медленно ночь распахивала свои объятья, а мы продолжали танцевать, упиваясь безумием и счастьем.

И звучит финальный аккорд, торжественный и оборванный, словно должно что-то играть дальше. Уставшие, но счастливые друзья берут минутку отдыха перед тем, как вернуться. Теперь ночную тишь тревожат только цикады.

Эд берёт меня за руку и мягко отводит в тихое место, в тень. Там, не выпуская моей руки, глядя мне в глаза, он говорит, чуть сбиваясь, смущаясь:

— Марисса. Я… я безумно счастлив, что мы вновь здесь оказались. Пусть это лишь сон, пусть наяву ничего не случится, я должен тебе сказать…

Сердце сладостно дрожит, я подаюсь вперёд, я жажду слышать эти слова, волшебные, запретные, нежные слова. Но…

— Марс! Просыпайся! Марс! Ау! Ты проспишь завтрак!

Тишину ночи разрывает громкий крик. Лицо Эда, искажённое недоумением, исчезает в воцарившейся бархатной тьме. В следующее мгновение я распахиваю глаза и понимаю, что нет никакого «Воображариума», что больше нет костра, нет разгорячённого лица Эда, нет душистой ночи. Зато есть синий полог кровати со столбиками, серые лучи рассветного солнца, льющиеся в окно и пытающаяся добудиться меня Лина.

— Ну, вот, уже лучше! — довольно хмыкнула она, причёсываясь.

— Я ненавижу тебя, Лафнегл! — простонала я, закрыв лицо руками.

— Ну вот, здрасьте, — всплеснула руками подруга. — В прошлый раз я тебя не разбудила на завтрак, так ты до обеда ворчала на меня.

— Но мне снился такой сон… Ради него и поголодать можно! — С отчаянием воскликнула я.

— Да? О чём?