Дементоры пристально следили за ним из-под своих капюшонов. Он не был им интересен — в нём давно не было радости. Многие окружающие поговаривали, что и души в нём нет. Зато ему были крайне интересны дементоры. Возле одного из них он остановился, изучая существо. Цепкий пытливый взгляд бледно-зелёных глаз оценивающе «прощупывал» дементора.
— Не бойтесь, господин, это один из тюремщиков, — зачем-то забормотал сопровождавший его человек. — Он не тронет вас.
— Я и не боюсь, — холодно оборонил мужчина и двинулся дальше.
Поворот, поворот, лестница вверх. Здесь воплей безумцев не было — в камере предварительного заключения сойти с ума люди не успевали. Только из дальней камеры был слышен тихий-тихий смех. Возле неё мужчина и остановился.
— Как он?
— Ну… Видны улучшения… — потирая шею, пробормотал сопровождающий.
— В чём они выражаются?
— Он начал говорить другие слова.
Мужчина прислушался. Из темноты камеры был слышан напев:
— Black in white, red on white! Red in fire, wood in fire! Black and red, red-red blood! Blood on white and blood in fire! Who is mad? I’m mad! Who is dead? They are dead! Хо-хо-хо-о! Белое, чёрное, красное, кровь! Ха-ха! Лес горит! Ха-а!
—И так целыми днями, господин, — вздыхает старый провожатый. — Врачи из Мунго руками разводят, да требуют его на лечение. Вот только аврорат не даёт…
— Оставьте нас, — махнул рукой мужчина. Поправив очки, он присел около решётки. — Чёрное, белое, красное, кровь… Что же ты видел? ..
Ответом ему было повторение замысловатой нерифмованной песенки безумца.
— Не бойся, братишка, — тихо продолжает говорить мужчина. — Я уже встал на след. Я отомщу.
— Тринадцать раз пробьют часы мертвеца! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Горящему лесу не будет конца! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!
========== Часть 2. (Madness in Me) ==========
Неделю назад вернулись кошмары. Каждый раз, закрывая глаза, я проходила через чёрный страх, алую ярость, серое отчаяние, чтобы, открыв очередную дверь, оказаться в тёмном коридоре со множеством дверей, освещаемом только чадящими факелами. Двери не открывались больше, факелы не гасли, Тьма не пыталась сожрать меня с потрохами, но я всё равно ощущала опасность.
Я шагала по коридору, пытаясь открыть одну дверь за другой. Наконец, одна из них поддавалась, распахивалась настежь. За ней ревело красное пламя, опаляя меня нестерпимым жаром. В глубине бушующего огня был виден багровый силуэт, лишь чёрная усмешка и серые белки глаз выделялись на лице. Она протягивает руки ко мне, я слышу, как она зовёт меня, я чувствую её жажду.
Дверь захлопывается за моей спиной. Я горю. Горю адским пламенем. Но мне не больно. Вместо криков из груди вырывается торжествующий хохот. Я больше не человек, я — энергия, я — пламя. Я хочу слышать крики, мольбу о пощаде, хруст пепла под ногами, хочу видеть кровь. Врагов ли, друзей ли — не важно! Ни что не имеет значения, кроме моей жажды!
Вновь и вновь я возвращаюсь в ночной лес. Снова и снова я слышу крики убиваемых мною людей. Мои руки по локоть в копоти и крови, я рву, рву их голыми руками! Я впиваюсь зубами в их шеи, по подбородку, по губам стекает солёная горячая кровь. Снова и снова они от меня бегут, словно трусливые зайцы. Снова и снова я ловлю их, каждый раз расправляясь с ними по-разному. Нож? Банально! Жечь! Жечь плоть дотла!
И каждый раз, когда каждая из шести жертв испускает дух, тени деревьев растут, сгущаются, меня охватывает тьма, из которой выныривает… из которой выныриваю я сама. В руке я сжимаю канделябр, на кончиках чёрных свечей колышутся три огонька: два голубых, один оранжевый. Она (я?) задувает единственный оранжевый огонёк и… я просыпаюсь.
Заглядывая в прошлое, сегодня могу с уверенностью сказать, что самым худшим было то, что с каждой ночью мне эти сны нравились всё больше и больше. Нет, я не стала чудовищем наяву, я не бегала с вытаращенными глазами по замку в поисках жертвы. Но мне было интересно. По началу я думала, что будет, если я не стану открывать дверь. Но каждый раз, засыпая, я снова и снова распахивала дверь, я отдавалась огню, я убивала… То, что вызывало в начале ужас, в последствии становилось делом азарта, я с интересом наблюдала за своими действиями, я мстила подонкам снова, и снова, и снова, и снова…
«Они заслужили!» — шептал внутренний голос. — «Каждый из них заслужил это за то, что они с тобой сделали».
И снова, засыпая, я распахивала дверь навстречу адскому пламени.
«Это лишь сон», — говорила я себе. — «Всего лишь сон. Наяву я всё та же, в реальности я без повода не обижу и мухи».
Но повод вскоре нашёлся…
***
— Ты хмуришься.
— Я не хмурюсь.
— Хмуришься. Вот, у тебя даже морщинка на лбу появилась.
— Это я так думаю.
— Хмурясь?
— Я не хмурюсь. Джас, ну чего ты завёл одну пластинку?
— Хочу понять, почему ты хму… думаешь. Хм, тогда уж о чём. Да, о чём ты так усердно размышляешь?
— О том, что старостой быть скучно — никаких нарушителей, — отмахиваюсь я.
— Опять поругались?
— Нет. Просто поговорили. Почему все вдруг стали лезть в мои отношения с Ремусом?
— Ну… тебе правду сказать?
— Желательно.