Never Back Down 2 (СИ)

Вспоминая об этом, Ремус многое отдал бы, чтобы вернуться в прошлое и свернуть себе шею в этот момент. Он сам не знал, что и зачем говорит. Он сам не знал, как так вышло. Но он знал, насколько низко он поступил, сказав это. Тем не менее, какое-то извращённое удовольствие он от этого получил. Примерно такое же, как в ту ночь, когда Кларисса заставила его и Эда сражаться в сновидении.

— За что? — Белея, прошипела Марисса. — За что?! Хочешь знать, за что, Ремус?! За то, что это всё твоя вина! Твоя, да! Если бы ты меня тогда не удержал, я бы успела его спасти! Я успела бы, мне не хватило лишь мига!

— Не говори чушь! Никто не может спастись от убивающего проклятья! Или ты считаешь, что смогла бы так просто выцарапать его из лап Смерти?!

— Да, смогла бы! Могла бы, Ремус! И тогда, и потом, со свечой! Но и тут ты встал на моём пути! Ты не дал мне его вернуть! У меня была возможность! А ты…

— Да потому что это всё бред собачий! — Вскричал Ремус. Невидимый стоп-кран сорвало. За каждое слово он ненавидел себя практически до конца жизни. — Нельзя воскрешать мертвецов! И нельзя страдать по ним вечно! А в прочем, делай что хочешь! Мне надоело! Вини кого хочешь! Меня, Дамблдора, Эда, Судьбу, себя… Хоть Олливандера обвини в том, что он изготовил палочку, которая позволила Волдеморту убить твоего мужа! Мне надоело быть жилеткой для слёз и мальчиком для битья! Делай что хочешь! Хоть заройся в песок и вини всех в том, что у тебя такая судьба плохая! Я пытался! Я правда пытался тебя вытащить! Но ты не хочешь нормально жить!

— Убирайся! — Заорала Марисса. — Уходи из моего дома и не смей возвращаться! Я не хочу тебя больше видеть!

Ни говоря ни слова больше, Ремус крутанулся на месте и аппарировал в собственную квартиру. Некоторое время он ещё долго колотил кулаком стены, вымещая на них злобу. До тех пор, пока не пробил в одной из них солидных размеров дыру. Починив её взмахом палочки, Ремус устало опустился на диван и вздохнул. В голову закралась мысль, что он напрасно так вспылил. Однако этот робкий голосок разума был сметён шквалом возмущения и гнева.

Уже утром, очнувшись после яростной пробежки по какому-то лесу, лёжа на голой земле и глядя в серое небо, Ремус вспоминал с невероятным сожалением каждое своё слово. Он дорого бы заплатил, чтобы этого не говорить. И понимал, что за сказанное нет прощения. Уж слишком они перегнули палку. Так просто домой к Мариссе он зайти не мог, да и на порог она его не пустит. Письма не прочтёт. Камин зальёт. И сама вряд ли придёт. Она девушка гордая. Да и он не заслужил.

Но в то же время он сам не намеревался ползать у неё в ногах и молить о прощении. У него ещё оставалась мужская гордость, да и на сто процентов неправым он себя не считал. Так, на девяносто восемь.

Депрессия.

Так тянулись недели. Пропитанные серым и унылым одиночеством, зудящей тоской, беспокойством и сожалением. Ремус каждый раз вздрагивал, когда слышал звон колокольчика в магазине. Он со страхом и надеждой ждал, что вот-вот войдёт в магазин она, что они помирятся и сделают вид, что этого поганого диалога не было. Это-то они умели мастерски — делать вид, что чего-то не было.

Но Марисса не появлялась. Не было от неё ни единой весточки, ни одного известия. Честа так же не откликалась на зов. Ремус каждый раз нервно вздрагивал при виде летящих в его сторону ворон. Он пытался найти повод, чтобы явиться к ней в поместье, ворваться подобно какому-то смерчу и… и что дальше? Быть изгнанным поганой метлой? Вот ещё. И так унизился, ему хватило.

Заветный колокольчик зазвенел в середине декабря. Покупателей в тот день было на диво больше, чем обычно, чему Болк невероятно радовался. Однако в тот час магазин был пуст на протяжённости всего необъятного пространства. Ремус читал книгу, потягивал чай и старался особо не думать. Обычно когда он думал, то мысли получались невесёлыми. А от такого продукта мыслительной деятельности он уже порядком устал. Даже привычные размышления о природе магазина, который был гораздо больше внутри, чем снаружи, да ещё и вытворял невероятные коленца со временем, навевали какую-то неведомую прежде печаль. Скорее всего, срабатывал ассоциативный ряд.

Алекс Болк сидел в кресле и попыхивал трубкой. Тягучий дым и запах табака не расползался дальше кресла, а собирался над хозяином магазина аккуратной сизой сферой. Отвлекаясь от книги, Ремус гадал, до каких размеров может расползтись этот шар. И развеется ли он прежде, чем заполнит собою весь магазин.

С треском посреди магазина появилась Честа. Болк приподнялся в кресле, с любопытством глядя на домовиху, которая, вращая глазами, бросилась к Ремусу.

— Госпожа Марисса! Госпожа Марисса! — Сбивая дыхание, проговорила она.

— Кажется, она обозналась, — хмыкнул Болк, закусив мундштук.

— Честа, что такое? Успокойся, — нахмурился Ремус, чувствуя, как в груди ворочается колючий ком беспокойства. — Что произошло с твоей хозяйкой?