Never Back Down 2 (СИ)

Они оказались в разрушенном подобии бара. Всюду валялись сломанные стулья, перевёрнутые одноногие столики. В углу у входа коротко растянулась барная стойка, сзади неё виднелось разбитое зеркало. На всём — толстенный слой пыли. Только лишь сцена выглядела новой, не считая выбитых декоративных лампочек, уродливыми осколками щерящихся по краю сцены. Красный бархатный занавес отъехал в сторону при появлении путешественников. Посреди сцены в свете раскачивающейся лампы блестел роскошный рояль из чёрного дерева. Чёрные и белые клавиши сами собой нажимались, наигрывая тихую переливчатую мелодию. Позади рояля стояло огромное тёмное зеркало, отражающее свет парящих в воздухе свечей.

— Так, забудь, что призраки это жутко. ВОТ ЭТО жутко, — тихо сказал Эд, осматривая громко стучащие часы. На циферблате было тринадцать цифр вместо двенадцати. Часы, словно огромный метроном, отстукивали ритм, в котором игралась мелодия.

— Я не могу понять, — говорила Марисса, проходя по залу. Эд обернулся. Марисса взошла на сцену, положила руку на крышку рояля. Эд подошёл ближе. От качающегося света ему становилось дурно. — Чего ОНА хочет от меня здесь? Что я должна делать в этом захолустье, чтобы пройти дальше. Пути назад нет, как видишь, дверь снова исчезла.

Марисса подошла к зеркалу, задумчиво глядя в своё отражение. Эд встал рядом. В отражении его не было. Он видел всё ещё просвечивающую девушку, рояль, старый бар, но не видел себя. Жутковато…

— «Только слабые не одиноки», — прочитала девушка надпись, змеившуюся по раме над зеркальной гладью. – Что, я должна бросить тебя здесь?

— Размечталась, я сожгу тогда всё к чёртовой матери, — мигом ощетинился Эд. Ему не хотелось оставаться в этом жутком месте одному.

— Я просто предположила, — пожала девушка плечами.

— Чем дальше, тем мрачнее. Летать мне нравилось больше, — буркнул Эд, усаживаясь на скамеечку перед роялем.

— Мне тоже. Всё чудливее и странноватее, — медленно произнесла Марисса, обходя зеркало кругом. – Ну, умник, есть идеи? Что здесь?

— Дай подумать. Каждое новое место — новое твоё испытание. Сначала — прощение, потом… ну, пусть будет вера, дальше — принятие того, что в жизни нет строгого разграничения «чёрного» и «белого», я не знаю, как обозвать это одним словом. Здесь… Мрачный бар с фортепиано и громадным зеркалом, в котором отражаешься только ты. Принятие себя, какой ты есть на самом деле?

— А к чему тогда надпись на зеркале?

— А к чему тогда рояль?

— Ну… для создания атмосферы? Между прочим, это мой рояль. У меня на площади Гриммо стоит такой.

— Изумительный факт, но делу он не поможет.

— Ты прав.

Во время их диалога в зеркале произошли изменения. Из глубины мрачного отражения к ним вышел человек. Он стоял по ту сторону серебряной глади рядом с отражением изумлённо замершей напротив зеркала Мариссы. Карие глаза печально взирали на девушку.

— Ремус… — тихонько прошептала Марисса, неуверенно шагнув к зеркалу. Несмотря на блёклый цвет, Эд видел, как девушка побледнела ещё больше.

Эд, смущённо кашлянув, отвёл глаза. Ему, мягко говоря, было неловко наблюдать за сценой, разворачивающейся перед ним. Парень уставился на клавиши, которые, как заговорённые, отыгрывали одну и ту же мелодию снова и снова. Он попытался нажать одну из них, но та была неподвижна. Часы тикали. Громко тикали. Их стук отдавался в мозгу грохотом, заставляя пальцы подёргиваться в такт.

— Я так и не смогла его отпустить.

Эд стряхнул оцепенение, навеянное громким стуком часов, медленной мелодией и раскачивающимся светом, и посмотрел на Мариссу. Она стояла, касаясь пальцами зеркальной поверхности. Люпин, остававшийся по ту сторону зеркала, чуть улыбаясь, смотрел на неё. Эд неуверенно поднялся и подошёл к Мариссе. По щекам её катились слёзы.

— Мне казалось, мы всё тогда решили, что я убедила себя в том, что всё в порядке, что так и должно быть, — говорила она, не отрывая взгляд от зеркала.

— Ты всё ещё его любишь? — Получилось несколько резче, чем Эд ожидал, так что он быстренько прикусил язык.

— Не знаю, — дрогнувшим голосом, ответила Марисса. — Я ничего не знаю. Но мне почему-то больно. Может, уже не его, может, уже мысли о нём, но…

Эд украдкой закатил глаза. Всего лишь первая любовь. Да, болезненно, да глупо, но она рассуждает, как старая дева, у которой куча разбитых сердец за плечами.

— Тебе-то болезненно не было, когда вы расстались с Бетти! — прошипела Марисса, обернувшись к нему. — Так что не смей мне тут заливать про старую деву!

— Я это вслух сказал? — опешил Эд.

— Ты слишком громко думал!

— С Бетти — другое. Я не любил её, это было скорее… со скуки. А потом из жалости.

— Ах, какой ты джентльмен, — ядовито процедила она. — Тогда тебе тем более не понять!