Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

Она открыла глаза и посмотрела вокруг, на уединенную живописную долину. Земля танцевала в сиянии солнца и блеске деревьев; оживляя угасающий день, на свежем ветру слегка покачивались небольшие рощицы белых дубов. Перед восхищенным взором раскинулся городок Пресвятой Девы с потемневшими от времени, но украшенными плетистыми розами домами и пылающими огнем настурций заборами. Элизабет с облегчением воскликнула:

– Я спала и видела дурной сон! Постараюсь его забыть. Все это неправда.

Глаза Джозефа сияли.

– Значит, быть женщиной не так уж плохо? – спросил он.

– Все осталось прежним. Ничего не изменилось. Даже не представляла, насколько прекрасна твоя долина!

– Подожди здесь, – попросил он. – Сейчас приведу лошадей.

Однако стоило ему уйти, как Элизабет горько расплакалась, увидев девочку с косичками и в короткой накрахмаленной юбочке. Малышка медлила на краю ущелья, с тревогой заглядывала в темноту, переминалась с ноги на ногу, нервно подпрыгивала и бросала в поток камешки. Девочка немного постояла, как когда-то сама Элизабет стояла на углу улицы, ожидая возвращения отца, а потом печально отвернулась и медленно пошла в сторону Монтерея. Элизабет пожалела бедняжку. Трудно быть ребенком: впереди еще столько испытаний, столько болезненных царапин и шишек.

Глава 11

Повозка благополучно миновала ущелье. Лошади высоко поднимали ноги, для надежности стараясь ступать как можно дальше от обрыва, и с опаской косились на реку, а Джозеф с силой натягивал поводья и до визга выжимал тормоз. Едва выйдя на простор, лошади успокоились, и долгое путешествие возобновилось. Джозеф остановил бричку, помог Элизабет вернуться на место. Она села прямо, запахнула на коленях плащ, опустила на лицо вуаль и заметила:

– Если поедем через город, все будут нас рассматривать.

Джозеф что-то сказал лошадям на понятном им языке и ослабил поводья.

– Людское любопытство раздражает тебя?

– Разумеется, нет. Напротив, радует. Испытаю гордость, как будто сделала что-то необычное. Но когда все будут на меня смотреть, придется сидеть прямо и держаться правильно.

Джозеф засмеялся.

– Может быть, никто и не посмотрит.

– Все посмотрят. Заставлю посмотреть.

Они поехали по единственной длинной улице городка, где дома лепились к дороге, как будто старались согреться. Женщины выходили на крыльцо, чтобы увидеть молодую пару, приветственно махали толстыми руками и бережно произносили новый титул, так как само слово звучало совсем по-новому:

– Buenas tardes, señora[7]. – И тут же через плечо обращались к кому-то в доме: – Ven aca, mira! mira! La nueva señora Wayne viene![8]

Элизабет приветливо махала в ответ, но все же старалась выглядеть чинной, взрослой особой. Чудь дальше пришлось остановиться, чтобы принять подарки. Посреди дороги стояла пожилая миссис Гутьерес; она держала за ноги курицу и громко расхваливала ее достоинства. Однако едва птица оказалась в багажном ящике брички, миссис Гутьерес застеснялась. Она поправила волосы, сжала руки и наконец с криком «No le hace!»[9] убежала во двор.

Прежде чем они доехали до конца улицы, в ящике собралась шумная компания связанной живности: два поросенка, ягненок, коза с испуганными глазами и подозрительно сморщенным выменем, четыре курицы и бойцовый петух. Из салуна высыпали веселые посетители и радостно вскинули кружки. Некоторое время молодоженов сопровождали пожелания счастья. Но вот последний дом остался за спиной, а дорога пошла вдоль реки.

Элизабет откинулась на спинку сиденья и глубоко вздохнула. Ее ладонь украдкой забралась в сгиб локтя мужа, на миг сжала руку и замерла в покое.

– Как в цирке, – сказала Элизабет. – Как на параде.

Джозеф снял шляпу и положил на колени. Влажные волосы спутались, глаза смотрели устало.

– Они хорошие люди, – проговорил он умиротворенно. – Буду рад оказаться дома. А ты?

– И я тоже, – ответила Элизабет и вдруг добавила: – Иногда любовь к людям становится такой же сильной и горячей, как страданье.

Джозеф быстро обернулся и взглянул удивленно: она только что высказала его собственную мысль.

– Почему ты об этом подумала, милая?

– Не знаю. А что?

– Я думал о том же: иногда люди, холмы, земля – все, кроме звезд, становится единым целым, и любовь к этому миру остра, как страданье.

– Значит, не звезды?

– Нет, звезды никогда. Звезды всегда чужие. Порою зловещие, но всегда чужие. Чувствуешь, как пахнет шалфей, Элизабет? Приятно вернуться домой.

Она подняла вуаль и глубоко, жадно вдохнула. Платаны начали желтеть, а земля уже покрылась первыми опавшими листьями. Бричка выехала на повторявшую линию реки длинную дорогу; солнце повисло над вершинами гор, за которыми прятался океан.

– Приедем глубокой ночью, – вздохнул Джозеф. Свет в лесу казался золотисто-синим, среди круглых камней бежал ручей.