Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

– Вы понимаете, что я имею в виду, – продолжал Болтер. – Все в Союзе уверяли, что вы, забастовщики, не станете слушать голоса разума. Но я возражал им, говоря, что знаю американских рабочих. Дайте американским рабочим услышать что-нибудь разумное, и они станут это слушать.

– Ну, мы же вас слушаем, разве не так? – процедил Сэм. – Вот и скажите нам что-нибудь разумное!

Болтер сверкнул белозубой улыбкой и оценивающе окинул взглядом собравшихся.

– Пожалуйста! Хотите знать, что я им сказал? Я сказал: «Дайте мне выложить на стол наши карты, а они пусть выложат свои, и увидите – это поможет!»

– Вам бы в Конгресс… – пробормотал Мак.

– Простите?

– Да это я так, соседу, – сказал Мак.

Лицо у Лондона опять посуровело.

Болтер продолжал:

– За этим я и приехал – выложить на стол наши карты. Я говорил вам, что являюсь владельцем сада, но не думайте, что из-за этого я не болею за ваши интересы. Всем известно, что делать деньги можно, только когда работник доволен и счастлив. – Он помолчал, ожидая реакции. Ее не последовало. – На мой взгляд, дело обстоит следующим образом: вы теряете деньги, и мы теряем деньги, потому что лаемся друг с другом. Мы хотим, чтобы вы вернулись к работе. Тогда вы получите ваш заработок, а мы собранный урожай. После чего и вы, и мы будем рады и счастливы. Ну как, вернетесь к работе? Без недомолвок, без обид – как два человека, все уладившие, все рассчитавшие за столом переговоров?

– Конечно, мы вернемся к работе, мистер, – сказал Лондон. – Разве ж мы не американские рабочие? Только повысьте нам оплату, как мы хотим, и гоните в шею скэбов, и тогда завтра же с утра мы взберемся на старые ваши яблони.

Болтер широко улыбнулся всем и каждому по очереди.

– Что ж, я считаю, что повышение оплаты необходимо, – кивнул он. – И так и заявил всем. Но я не очень хороший бизнесмен. Другие члены Союза мне это объяснили. Учитывая цену на яблоки, мы платим вам по максимуму. Если увеличить оплату, мы потеряем деньги.

– Наверно, мы все-таки не настоящие американские рабочие, – осклабился Мак. – Все, что вы сказали, разумным мне не кажется. Пока что это больше смахивает на гору дерьма!

– Они потому оплату поднять не могут, – заговорил Джим, – что это означало бы, что забастовку мы выиграли, а если у нас это получилось, другие бедолаги забастуют. Не так ли, мистер?

Болтер удержал на лице улыбку.

– Я с самого начала считал, что вы заслуживаете повышения, но тогда мой голос не имел силы. Теперь я президент Союза, и по-прежнему так считаю. Я объявил Союзу, что намерен сделать. Некоторым это не понравилось, но я настаивал на необходимости повышения. Я хочу предложить вам двадцать центов. Без недомолвок, без обид. И завтра утром ждем вас на работе.

Лондон оглянулся на Сэма и засмеялся – таким мрачным тот выглядел. Он шутливо шлепнул по плечу тощего Сэма и произнес:

– Мистер Болтер, повторю слова Мака: «Наверно, мы все-таки не настоящие американские рабочие». Вы предлагали выложить карты на стол, и свои карты выложили – только рубашками вверх. Теперь выложим мы наши карты, и, богом клянусь, в рукаве у нас ничего нет. Ваши проклятые яблоки должны быть сняты, но мы не будем их снимать без повышения, какое желаем мы. И никто другой не будет их снимать. Как вам такое условие, мистер Болтер?

Вот тут наконец улыбка слиняла с лица Болтера. Он сурово произнес:

– Американская наука достигла величия, потому что каждый американец внес в это величие свою лепту, помогая его созиданию. Американский труженик – это лучший и самый высокооплачиваемый труженик!

– Может, какой-нибудь китаеза и согласен получать по полцента в день и жить на это! – в сердцах бросил Лондон. – Да какое нам дело до расценок! Мы жрать хотим!

Болтер опять натянул на лицо улыбку.

– У меня есть дом, есть дети, – заговорил он. – Я много и упорно работал. Вы думаете, я не такой, как вы, из другого теста. А я хочу, чтобы вы увидели во мне такого же трудящегося, рабочего человека. Все, что я имею, заработано своим горбом. Ходят слухи, что среди вас проводят работу радикалы. Я не верю этим слухам. Американцы, хранящие верность американским идеалам, не станут слушать радикалов. Мы в одной лодке. И переживаем трудное время. Мы стараемся продержаться, выплыть и должны помогать друг другу.

– Ой, да бросьте вы, ради Христа! – вдруг вскинулся Сэм. – Имеете что сказать, говорите, а дребедень эту – к черту!

Болтер бросил на него грустный взгляд.

– Ну а на полдоллара вы согласны?

– Нет, – отрезал Лондон. – Если только под палкой!

– Почему вы думаете, что людей это не устроит, если проголосовать?

– Послушайте, мистер, – ответил Лондон, – у ребят так накипело, что они с вас шкуру спустят, если сунетесь к ним с таким хитрым предложением. Мы бастуем за нашу надбавку. Мы пикетируем ваши сады, будь они неладны, и не даем спуску скэбам, которых вы сюда нагоняете. Кончайте юлить и выложите нам наконец, что будет, если мы не согласимся. Переверните эти ваши карты паршивые рубашкой вниз. Что вы станете делать, если мы не отступим?

– «Бдительных» на нас напустят, – сказал Мак.