Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

– И продолжайте в том же духе! – рявкнул Мак. – Если они нагрянут, Андерсон вышвырнет нас отсюда. И куда нам тогда деваться?

– Могли бы подальше у реки расположиться!

– Придумал, нечего сказать! Да нас в таком случае под зад коленкой и погонят из этих мест с такой скоростью, что опомниться не успеешь! Да что я говорю, ты и сам это отлично знаешь.

Один из мужчин медленно поднялся.

– Парень прав, – сказал он. – Убираться нам лучше отсюда, вот что. В лагере старуха моя. Не желаю я в беду ее впутывать.

– Ну так огради ее, – сказал Мак. – Поставь посты сторожевые. И пусть ни одна собака не пролезет! Знаешь, что они с сыном Андерсона Элом сделали? Сожгли его фургон-закусочную, а самого избили до полусмерти.

– Вкусно он мясо готовил. Эл этот, – мечтательно заметил один из стражников.

Они устало поднялись и вышли. Когда амбар опустел, Мак загасил керосиновую лампу.

– «Бдительные» любят стрелять на свет, – пояснил он. – Так мы им в руки козырь даем. Надо сказать Андерсону, чтобы и в доме окна зашторил.

Караульные друг за другом исчезли в темноте, и Джим спросил:

– Думаешь, теперь они станут сторожить?

– Хотелось бы так думать. Но, по правде говоря, я считаю, что минут через десять они опять в амбаре спать завалятся. В армии, если в карауле засыпал, так и к расстрелу приговорить могли. А здесь что мы можем, кроме как убеждать и уговаривать. Господи, как же тошно мне от такой беспомощности! Если б только можно было оружие применить! Наказать ради поддержания дисциплины.

Шаги караульных стихли в темноте.

– Я еще разок их подстегну до ухода, – сказал Мак.

Они направились в сторону кухни, поднявшись на крыльцо, постучали. Ответом им были собачий лай и рычание. Слышно было, как собаки прыгают внутри, а Андерсон их успокаивает. Дверь приоткрылась, образовав щель.

– Это мы, мистер Андерсон!

– Входите, – хмуро произнес он.

Пойнтеры вились вокруг, виляя тонкими твердыми хвостами и подвывая от радости. Наклонившись, Мак по очереди потрепал собак и потянул за поводки.

– Вам хорошо бы на дворе их разместить, мистер Андерсон, – сказал он. – Там такая темень, что караул не видит ничего. А собаки мигом унюхают, если кто заявится.

Эл лежал на койке возле печки. Он был бледен и выглядел ослабевшим. Казалось, он похудел и спал с лица, щеки обвисли. Он лежал навзничь на спине, и одна рука его, забинтованная, висела впереди на перевязи. Рядом с ним на стуле сидел док.

– Привет, Эл, – негромко поздоровался Мак. – Как дела, мальчик мой?

Глаза у Эла радостно заблестели.

– Все идет как надо, – ответил он. – Болит, правда, здорово, и доктор говорит, что полежать придется некоторое время.

Наклонившись, Мак пожал Элу здоровую руку.

– Полегче, – быстро отозвался Эл. – У меня ребра с этой стороны сломаны.

Стоявший поодаль Андерсон сверкнул глазами.

– Сами видите теперь, – сказал он, – что из этого выходит. Фургон сгорел. Эл покалечен. Вот. Сами видите.

– Ради бога, папа… – слабым голосом запротестовал Эл. – Не начинай ты опять… Тебя ведь Маком зовут, так?

– Верно!

– Так вот, Мак, как думаешь, примут меня в партию?

– Ты хочешь сказать, что желал бы активно участвовать?

– Ну да. Думаешь, могу я быть принятым?

– По-моему, да, – медленно проговорил Мак. – Я дам тебе форму для заявления. Зачем ты в партию вступить хочешь, Эл?

Неподвижное лицо сморщилось в гримасе. Эл качнул головой взад-вперед.

– Я все думал… – заговорил он. – С тех пор как побили меня, я все думал и думал, не переставая. Не идут у меня из головы парни эти, фургончик мой, весь в пламени, и как пляшут они на мне, ногами топчут, а два копа на углу стоят, смотрят – и хоть бы хны! Не идет у меня из головы эта картина…

– И хочешь к нам теперь Эл, да?

– Я против них хочу! – выкрикнул Эл. – Хочу быть на другой от них стороне!

– Они тебя опять побьют, Эл, еще хуже побьют. Говорю это тебе как на духу, в кровь изобьют, до смерти.

– Ну и пусть! Наплевать! Лишь бы драться с ними. Ясно тебе? Ведь что я такое делал? Ну, фургон-закусочную держал, бродяг подкармливал иногда от случая к случаю, а они вот…

Он задохнулся, из глаз его брызнули слезы.

Доктор Бертон ласково коснулся его щеки.

– Не надо так много говорить, Эл.

– Я позабочусь о том, чтобы ты получил форму для заявления, – заверил его Мак и продолжил: – Смешно сказать, ей-богу, полицейские дубинки загоняют в наши ряды все новых и новых членов! Каждый раз, как копы хорошенько поработают дубинками, к нам поступает пополнение – целый ворох новых заявлений с просьбой о приеме. Один лос-анджелесский коп из Красной бригады вербует нам больше членов, чем целая дюжина наших активистов! А эти недоумки чертовы и знать не знают о такой своей миссии! Ладно, Эл. Получишь ты форму для заявления, не знаю точно, пройдет ли твоя кандидатура, но думаю, что сумею ее протолкнуть. – Он похлопал Эла по здоровой руке. – Надеюсь на это. Ты хороший парень, Эл. И не вини меня за историю с фургоном.

– Я не виню, Мак. Я знаю, кого надо винить.

– Спокойно, Эл, не волнуйся, – сказал Бертон. – Ляг, отдохни. Тебе отдых нужен.