– Что же это? – проговорила она. – Это не фокусы в цирке. Смотрите. – она указала керосиновой лампой на Кнопфа. – У человека болела голова, и глазки закатывались, а теперь – пожалуйста – и ходит, и соображает, и даже короткое замыкание устроил.
– А что б тебе… – проговорил Кнопф в досаде.
– Или электричество руками видеть… Это что, шуточки? Вы – чародей!
Сладчайший мед растекся по лицу целителя, он даже рассмеялся тихонько. Да и как было удержаться, барышня в ту минуту была так хороша, так хороша… Но дальше наш гость всех удивил. Он сделал ручкой взъерошенному Кнопфу, закрыл дверь чулана и даже продел дужку в пробой. Мне осталось только повернуть ключ.
Виталий Будилов бойко переступил на месте и сказал, что теперь при свете мы отыщем все, что требуется. Я спохватился, кинулся в комнату за коньяком.
– За нашего чародея! – провозгласила барышня Куус и отчаянным жестом вскинула рюмку. Барышня коньку терпеть не может, так что порыв был вполне искренний. Не будь этой искренности, все могло бы пойти иначе…
– Ох, какие рюмки! – сказала Манечка в восхищении. – Такие рюмки доведется не каждому в руках подержать.
Наш хозяин даже замурлыкал. А рюмки и в самом деле были хороши. Опрокинутые каски по фасону вермахта, никелированные снаружи, вызолоченные изнутри, они были подняты над столом на высоких точеных ножках. Один-единственный раз я видел такое прежде. В Риге.
– Думаете, просто было ухватить? – сказал целитель. – Финляндия рядом, в этом все дело.
И осталось неясным, то ли рюмки явились из Финляндии, то ли здесь Будилов успел их увести из-под носу финских ценителей.
– Ну, пожалуйста, – Машенька молитвенно сложила руки. – Расскажите, как вы видите электричество?
– Талант, – скупо ответил Будилов. Но выпил еще коньяку на золоте и решил объясниться. Да и невозможно было устоять перед Манечкиным восхищенным взором. – Ну, так вот. Любую головную боль я мог унять еще в детстве. Я ее наощупь чувствую, будто дерюжина на голову наброшена. Однако должного внимания к моему таланту не было, и я работал на Выборгских кабельных сетях. – Тут он взглянул на нас с Манечкой исподлобья, но я немедленно наполнил каску, и рассказ продолжился. – Скажем прямо, я и там был незаменим, но помалкивал. Я чувствовал это электричество, даже когда проходил по улице, а стоило мне положить руку на кабель, по которому бежит ток, чертов кабель оживал у меня в руке, как шланг, по которому пошла вода под напором. А когда току нет, все эти провода пустые и дохлые, как вареные макароны.
– О! – воскликнула Манечка, округлив глаза. А кровь? Вы видите кровь?
– Я настраиваюсь и вижу. И кровь вижу и прочие жидкости. Человек – как охапка из трубок и трубочек, и все течет. Гадость! Но электричество – другое дело. Поверьте, мне иногда хочется, чтобы в жилах у людей текло электричество. Ни за что не буду настраиваться на вас. Лучше я представлю себе, что у вас под кожей растекается электричество. Прекрасно!
Мы снова выпили.
– Но меня не ценили и посылали лазить под землей. А я настраивался на своих начальников и видел, какая дрянь течет в них, и презирал их. От этого мне становилось легче.
И вот в один прекрасный вечер, когда рабочий день уже истек, а домой идти не хотелось, я стал бродить по улицам Выборга и наблюдать, как одни подземные сосуды пустеют и становятся невидимы, а другие наполняются зелено-голубым электрическим веществом. Наконец, это мне наскучило, и я свернул в дохленькую улочку, где недавно расселили ветхие домишки, и подземные кабели лежали без признаков жизни, как дохлые черви. Наверное, мне просто надоели жизнерадостные электрические потоки.
Так вот, я свернул, но электричество не оставило меня в покое. Оно текло. Мне стало интересно, и я пошел за электричеством. Город скоро кончился, а так как была осень, я промочил ноги и вернулся.