Неуловимый монитор

В одном рабочем костюме — в каске, без всяких панцирей и кольчуг — матрос с гладкого как ладонь места бил из пулемета по гитлеровцам, и смерть — отступилась от храбреца. Видно, не пришло время помирать матросу Блохе; поживет он еще, повоюет и увидит светлые дни победы.

Тыльной стороной ладони Блоха вытер лоб, отдохнул секунду и снова принялся строчить из пулемета. Мина разорвалась позади пулеметчика. Блоха всплеснул руками, упал навзничь и скатился за борт.

— Все! — вскрикнул я.

Но нет, не все! Две цепкие руки схватились за борт. Потом появилась голова в каске. Через мгновение матрос уже перемахнул на палубу и пополз к своему пулемету. Не прошло и двух минут, как пулемет снова заработал…

…Один за другим умолкали на берегу немецкие минометы. Между кустов замелькали серые тени минометчиков. Они бежали! Они удирали от одного русского матроса!

Вдруг в небе загудело. Несколько чернокрылых бомбардировщиков появились над кораблем. С отвратительным воем они принялись пикировать на нас. Вот один промчался над кораблем, чуть не задев крылом броневую башню. И — о чудо! — он стал поливать свинцом своих же солдат на берегу… За ним спустился другой и третий… Обескураженные гитлеровцы прекратили обстрел. Расстрелянный из пушек, перепаханный бомбами «юнкерсов», берег притих. Орудия корабля смолкли. Пилоты «юнкерсов», убедившись, что берег покрыт недвижимыми телами, взмыли к облакам и исчезли за далеким черным лесом…

Ошеломленные, смотрели мы в амбразуры боевой рубки. После неистового грохота боя наступила мертвая тишина.

— Алеша, я понял в чем дело! — вскричал Королев. — Неподвижный корабль, люди бегут от реки! Эти воздушные идиоты вообразили… Они вообразили, будто мы высадили десант, и они его перебили. Они небось уже доносят, что корабль пуст и мертв…

— Чертовская удача! — воскликнул Алексей Емельянович и выскочил из башни на мостик. — Теперь, пока не поздно, заводить якорь! Сниматься с мели!

Увы, положение корабля было незавидное! Монитор всем днищем сидел на мели. У бортов было не глубже, чем по колено, а у форштевня желтел песок. Чтобы выйти в море, «Железнякову» нужно было пройти несколько метров буквально по суше. Матросы выскакивали из люков. Штурман, в стальной каске, в мокром плаще, распоряжался ими. Он отобрал семь бесстрашных ребят.

Тимофей Онищенко разделся и кинулся за борт.

Мефодий Охрименко последовал за ним. Один за другим за борт спрыгнули Василий Матвеев, Владимир Кукушкин, Михаил Перетятько, Федор Сычев и загорелый, черноволосый Демьянов…

Якорная цепь загремела. Матросы принялись заводить носовой якорь. О броню рубки звонко цокнула пуля. Королев вздрогнул.

— Снайперы, — сказал в сердцах Харченко. — Очухались, дьяволы, повылезали из нор и теперь палят. Так всех могут перебить!.. Ты куда, дед? — крикнул он комиссару. Но тот только рукой махнул и стал быстро спускаться с мостика. Спустя минуту он уже был за бортом с матросами.

Вторая пуля заставила командира отступить в башню. В амбразуру было видно, как матросы, Коган и комиссар заводят якорь, как они то и дело прячут головы в воду и как рядом с их касками пули выбивают из воды тугие султанчики брызг…

Якорь был заведен…

Стрелка машинного телеграфа скакнула на «полный вперед». Машины развили такой ход, что, будь это на воде, корабль так неудержимо рванулся бы вперед, что, вероятно, проскочил бы через любую огневую завесу. Но теперь он едва-едва сдвинулся на несколько сантиметров.

— Стоп!

Надо еще раз заводить якорь. А пули снайперов продолжают щелкать по воде возле матросских касок. С волнением мы считаем и пересчитываем каски: все ли матросы вынырнут из воды. Одна, две, три, пять, семь… Все на месте! Вот одна исчезла… Кто это? Неизвестно… Проходят томительные секунды… В рубке проносится вздох облегчения: мы видим мокрое и напряженное лицо комендора Перетятько.

Якорь снова заведен. Опять звонит машинный телеграф. «Полный вперед!» И снова дают ход машины. Корабль дрожит и рвется вперед, но… продолжает оставаться на месте. Машины надрываются, работая вхолостую. Корабль прочно сидит на мели, протирая днище о песчаный грунт речонки.

Работа каторжная, нечеловеческая, но ради спасения своего корабля матросы готовы на руках перенести его через клочок суши. Якорь завели в третий, в четвертый раз. Оглушительно грохочет якорная цепь.

И снова взревели и заглохли машины. Они не могли сдвинуть с мели тяжелый, засосанный песком корабль.

Это конец! До боли жаль «Железнякова»! Неужели придется после всего пережитого все же его взорвать? Да, взорвать, потому что лучше самим покончить с ним, чем дожидаться, когда уцелевшие немцы опомнятся, воротятся на берег и расстреляют его в упор.

— Пошел, пошел! — слышен неистовый крик из воды.

— Пошел, пошел! — радостно вопят матросы, высунувшие головы из всех люков.

Но нет, корабль не пошел… Это всего лишь ничтожный толчок, продвижение вперед на какие-нибудь полметра, а может быть, даже и на десяток сантиметров…

— Самый полный вперед! — отдает приказ Алексей Емельянович, уже ни на что не надеясь.