Неуловимый корсар

Эти собранные отовсюду сведения были далеко не успокоительного характера. Они заставляли предполагать, что освобождение Робера невозможно. Поэтому, когда крейсер прибыл в гавань Сиднея, Арман имел очень озабоченный вид. Он по-прежнему с женой и будущей свояченицей остановился в «Сентенниал-Парк-Отеле» и тотчас же по прибытии отправился на улицу Парамата-стрит, чтобы, согласно пожеланию заключенного, поговорить с Джеймсом Паком. Тем не менее он не особенно рассчитывал на действенность вмешательства горбуна. Но ему даже не понадобилось входить в дом, у самого подъезда он встретил Джеймса Пака. Веселый и улыбающийся секретарь Оллсмайна еще издали стал ему кланяться. Эта встреча очень обрадовала Армана, так как он еще и сам хорошенько не знал, каким образом ему удастся наедине поговорить с Джеймсом, не возбуждая подозрений Оллсмайна.

– Здравствуйте, мистер Лаваред! – проговорил Джеймс, подходя к журналисту. – Какой у вас цветущий вид! Нечего и спрашивать, как ваше здоровье!

– Да, я совершенно здоров. А вы?

– Благодарю вас, я прекрасно себя чувствую.

– Но хотя я и здоров телом, но болен духом, – сказал Арман.

– Неужели?

– Уверяю вас. Если вы можете уделить мне несколько минут, то я готов объяснить вам, что именно меня беспокоит.

– Я к вашим услугам.

– Отойдем немного в сторону: я боюсь, что нас могут подслушать.

Легкая усмешка сверкнула в глазах Джеймса, но он не ответил ни слова и пошел с парижанином.

Пройдя несколько шагов, Арман свернул в боковую улицу и, уверенный, что его не увидят из окон отеля, решил приступить к исполнению просьбы Робера.

– У меня есть к вам поручение, мистер Пак, – начал он.

– Поручение? От кого?

– От корсара Триплекса.

– А! От корсара Триплекса? Того самого, которого мой искуснейший патрон изловил в Бримстонских горах?

– Именно.

– Что ж, вы не сомневаетесь в его подлинности? – спросил он слегка насмешливым тоном.

Лаваред взглянул на него с удивлением.

– Будем откровенны, мистер Лаваред. Я, конечно, вам очень благодарен, что вы взяли на себя исполнить это поручение, но вы напрасно беспокоились: я уже все знаю.

– Все?

– Без исключения! Я даже знаю, зачем вы ко мне пожаловали.

– Вы преувеличиваете.

– Нисколько.

– Докажите.

– Тюрьма Макари.

Арману оставалось только поклониться.

– Вы совершенно правы. Я хотел сообщить вам именно это название. Таким образом, желание заключенного исполнено.

– Да, отчасти. Но у него есть и другое желание.

– Какое?

– Выйти из тюрьмы!

– Ну да, конечно. Но я не думаю, чтобы это было так легко.

– А я вам скажу, что ваш кузен уже другого мнения.

– Уже? Значит, вы успели войти с ним в сообщение?

– И настолько хорошо, что ему известен срок, когда он выйдет из тюрьмы. Это будет послезавтра, а пока возвращайтесь домой и приготовьтесь следовать за тем, кого сейчас к вам пришлют.

И, не дожидаясь ответа пораженного собеседника, Джеймс Пак повернулся на каблуках и тут же исчез за углом Парамата-стрит.

– Нет, – несколько очнувшись от удивления, проговорил Лаваред, – нет, никогда в жизни я еще не видел такого нагромождения тайн. Впрочем, – прибавил он с беззаботным жестом, – в этом нет ничего печального. Лучше-ка я пойду домой. Оретт и в особенности Лотия очень обрадуются тем новостям, которые я им принесу.

И, придя к такому решению, Лаваред быстро зашагал домой.

А Робер в то время, как происходил разговор его кузена с Джеймсом, садился в кэб в сопровождении двух полисменов. Карета покатилась по улицам старого Сиднея, потом по широким правильным авеню нового и, наконец, остановилась у массивных ворот старой крепости. Тюремная стража в светло-серых мундирах приняла арестованного у полиции, ворота тюрьмы затворились, пропустив Робера, и опять закрылись за ним, прогремев железными засовами. Его провели в небольшую залу, где его ожидал чиновник, сидевший за столом с пером в руках. Здесь Робер узнал, с каким уважением относятся в Австралии к личной свободе каждого. Увидев Робера, чиновник заглянул в лежавшую перед ним квитанцию и спросил с вежливым поклоном:

– Вы – корсар Триплекс?

Жених Лотии наклонил голову.

– Хорошо. В Европе есть дурная привычка прибавлять номер к имени арестанта, но мы, свободные сыны Австралии, считаем это покушением на свободу. Поэтому как вам будет угодно: сохранить ваше имя или принять какой-нибудь псевдоним?

Робер с удивлением взглянул на говорившего.

– Если вы так уважаете свободу, то не выпустите ли меня отсюда? – сказал он веселым тоном, довольно странным в его положении.

Это замечание показалось до того забавным чиновнику, что он расхохотался до слез.

– Все, кроме этого, – ответил он, немного отдышавшись. – Ведь не мы запираем вас сюда, а общество. Внутри этой ограды мы всемогущи, но наша власть кончается у ворот тюрьмы. Вы увидите, однако, что мы внутри предоставляем заключенным самую широкую свободу. Конечно, господин корсар, – прибавил он любезным тоном, – вам угодно занять помещение поудобнее?

– Да, по возможности.

– И, вероятно, тюремный обед покажется вам недостаточно подходящим? Может быть, вы предпочтете получать обед со стороны?

– Вы предупреждаете мои желания.