И Мэйми Хейгдорн, укрепила во мне эту иллюзию. На кушетке сидела маленькая женщина, болтая обутыми в золотистые домашние туфли ножками, которые не доставали до паркетного пола. На ней было довольно строгое платье с высоким воротником. Грудь у нее выступала вперед, как у голубицы, старое морщинистое лицо было нарумянено, а волосы — свои или парик — были невероятного переливающегося ярко-рыжего цвета. Но улыбка, искривившая ее лицо, понравилась мне.
— С чем вы пришли? — спросила она. — Садитесь и расскажите Мэйми.
Она показала мне на кушетку рукой, на пальце которой блеснул бриллиант. Я сел рядом с нею.
— Вчера вечером я беседовал с Элом Симмонсом в Сентервиле. Он сказал, что вы когда-то знали Лорел Блевинс.
— Уж Эл поболтать любит, хлебом не корми, — радостно сказала она, словно вспомнив о приятном. — По правде говоря, Лорел я знала очень хорошо. Она жила со мной после смерти ее мужа.
— Так, значит, под колесами поезда погиб ее муж?
Она задумалась, прежде чем ответить.
— Точно не знаю. Официального сообщения так и не появилось.
— Почему?
Она сделала неловкое движение. Платье ее зашуршало, и меня обдало запахом лаванды. Обостренно напряженными нервами я воспринимал ее как само прошлое, шевельнувшееся в своем древнем саване.
— Мне не хотелось бы ставить Лорел в неудобное положение. Я всегда любила Лорел.
— Тогда вам будет больно услышать, что она умерла.
— Лорел? Она же совсем молодая женщина.
— Умерла она не от возраста. Ее забили до смерти.
— Боже милостивый! — воскликнула Мэйми. — Кто же это сделал?
— Главное подозрение падает на Джека Флейшера.
— Но ведь он тоже умер.
— Верно. Поэтому вы не причините им вреда, что бы вы мне ни сказали, миссис Хейгдорн.
— Мисс. Я не была замужем. — Она надела очки в роговой оправе, придавшие ей суровый вид, и внимательным изучающим взглядом посмотрела на меня.
— А кем, собственно, вы являетесь?
Я ответил. Тогда она спросила меня об этом деле. Я выложил ей все как на духу, назвав и имена и места действия.
— Я знала большинство из этих людей, — проговорила она скрипучим голосом, — начиная еще с Джо Крага и его жены Элмы. Мне нравился Джо. Красивый был мужчина. А Элма — типичная зануда, вечно Библию из рук не выпускала. Джо иногда приезжал навестить меня — я держала дом в Родео-сити, если вы не знали, — и Элма так и не простила мне, что я сбивала его с пути истинного. Думаю, что именно из-за меня она и настояла, чтобы они переехали в Лос-Анджелес. Боже милостивый, целых сорок лет прошло. И что стало с Джо?
— Он тоже умер. А Элма жива.
— Она, должно быть, старая. Элма старше меня.
— Значит, сколько же ей?
— Я никогда не называю своего возраста. Я выгляжу моложе, чем на самом деле.
— Держу пари, что это так.
— Не льстите мне. — Она сняла очки и вытерла глаза кружевным платочком. — Джо Краг был хороший человек, но ему все время не везло в этом захолустье. Но я слышала, что ему все же повезло незадолго до смерти, когда он уже переехал в Лос-Анджелес.
— С чем повезло?
— Повезло с деньгами. С чем же еще человеку может повезти? Он получил место в какой-то крупной фирме и выдал свою дочь Этту замуж за владельца.
— Этту?
— Генриэтту. Для краткости ее звали просто Этта. До того она уже побывала замужем за человеком по имени Альберт Блевинс. Он был отцом Джаспера Блевинса, который женился на Лорел, бедняжке моей. — Похоже было, что старушка гордится своей осведомленностью в области генеалогии.
— Кто убил Джаспера, мисс Хейгдорн?
— Точно не знаю. — Она посмотрела на меня долгим пристально-изучающим взглядом. — А если я скажу вам то, что мне все-таки известно, что вы собираетесь делать с этими сведениями?
— Подниму дело и внесу в него полную ясность.
Она с легкой грустью улыбнулась.
— Это напоминает мне один церковный гимн, старый гимн возрождения. Я ведь была однажды обращена, можете вы в такое поверить? И длилось это до тех пор, пока наш евангелист не сбежал с пожертвованиями паствы за неделю и с моей лучшей подружкой. А вы что за цель преследуете, мистер евангелист? Деньги?
— Да, мне платят.
— Кто?
— Некоторые люди на юге.
— Почему они платят вам?
— На объяснение ушел бы целый день.
— Тогда почему бы не оставить все, как есть? «Усопшие да почиют в мире».
— "Усопших" набирается чересчур много. И продолжается это уже слишком долго. Целых пятнадцать лет. — Я наклонился к Мэйми и спросил тихим голосом: — Лорел сама убила своего мужа? Или это сделал Джек Флейшер?
Однако она сейчас взвешивала в уме совсем другой вопрос, в котором, видимо, скрывался и ответ.
— Вы сказали, Лорел мертва. Как я могу проверить, правду вы мне сказали или нет?
— Позвоните в управление полиции в Лос-Анджелесе, отделение на Пурдью-стрит. Спросите сержанта Принса или сержанта Яновского.
Я назвал номер телефона. Мэйми опустилась на пол с помощью низенькой табуретки для ног и вышла. Я услышал, как в прихожей за ней захлопнулась дверь. Несколько минут спустя эта дверь открылась.