Неукротимый

 — Никогда не пробовал ничего подобного. Никогда не лизал киску, которая на вкус такая сладенькая, — вытягивая язык, он лижет мой вход один раз, потом второй, третий, а затем говорит: — Если бы я мог питаться твоей киской целый день, каждый день, я бы нашел способ, как сделать это моей основной работой.

 Его слова, хоть и вульгарные, но все равно самые приятные, которые я слышала выходящими из его рта с тех пор, как познакомилась с ним. Опуская руки к его голове между моим ногами, я провожу пальцами по его волосам, и его полизывания превращаются в посасывания. Я непроизвольно дергаю бедрами, толкая его лицо в себя еще глубже.

 Я громко стону. Он рычит, и сосет в идеальном ритме.

 Я закатываю глаза, когда он щелкает языком по клитору. Мое дыхание становится тяжелым, а бедра сжимаются вокруг его головы.

 — Не кончай, Лекси.

 Ах, ты ублю…, мать твою.

 Я так близка, что могла вкусить это. Чуть громче шепота, я говорю:

 — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

 С финальным щелчком языка, Твитч встает. И я хочу пнуть его за то, что он меня дразнит. Так я и делаю.

 Я пинаю его ногой в бедро, и в тот момент, когда я ударяю по нему, он сначала сердито смотрит вниз на свое бедро, потом наверх на меня. И внезапно, мое раздражение сменяется беспокойством. И все что я могу — это думать "О блин. Я в беде".

 Рыча, он бросается на меня, и я визжу. Он обнимает меня, и переворачивает таким образом, что я оказываюсь сверху. Я хочу закричать. Я знаю, у него проблемы с управлением гневом, и я спровоцировала его. Что, твою мать, со мной не так? Мое сердце ускоряется. Я ошеломлена. Потом я слышу то, из-за чего из беспокойной превращаюсь в обезумевшую за одну секунду.

 — Над чем ты смеешься? — вызывающе спрашиваю я.

 Ёрзая между его коленями, я пихаю его в грудь, а он смеется еще сильнее:

 — Это не смешно, Твитч! Я могла причинить тебе боль.

 Его смех граничит с истерикой. Скрестив руки на груди, я пялюсь на него, и жду, пока он успокоится. Когда он глубоко вздыхает и улыбается мне, мой гнев просто испаряется. Заправляя мне волосы за ушко, он говорит:

 — Сегодня был нехороший день. Так что я пришел сюда расслабиться, и хотел побывать своим ртом на тебе, ожидая потом твой ротик на мне. Я не приходил сюда, чтобы вот так посмеяться. Последний раз я так смеялся тогда, когда был подростком. И в большинстве случаев, когда я был подростком, я так смеялся, когда был под кайфом.

 Это меня расстраивает.

 Когда Твитч видит мое помрачневшее лицо, он улыбается еще шире:

 — Чертовски забавно.

 Внезапно его глаза темнеют, и он садится так, что мы оказываемся напротив друг друга.

 — Не думай, что я забыл о твоей выходке.

 Положив одну руку мне на спину, другой рукой Твитч находит мою голую попу, и сжимает ее так сильно, что я вздрагиваю. Начиная от шеи, он прокладывает дорожку из поцелуев к моей челюсти, затем, наконец, целует в уголок рта.

 — Поцелуй меня, Ангел.

 Я тяжело дышу, прикрываю глаза, и хриплым шепотом отвечаю:

 — Конечно, малыш.

 Губами, но вскользь касается моих. Я слегка наклоняю голову, и прикасаюсь к нему. Целую его медленно, но глубоко, и когда его губы сливаются с моими, я понимаю, что на этот раз, он целует меня в ответ. Он массирует мою попу, и я попадаю в сказочное государство. Сказочное государство, которое очень быстро исчезает.

 Шлепок!

 Я вскрикиваю в его рот, и он целует меня сильнее, а попа немеет на секунду, прежде чем начинает пульсировать.

 Шлепок!

 Я хныкаю, и кривлюсь от боли. Он ласкает пульсирующее место удара, и внезапно, мой мозг прекращает распространять боль, думая: “Ух, ты. Это должно было быть приятно?”

 Шлепок!

 Сильнее, чем во второй раз. Я отстраняюсь от его рта, откидываю голову назад, я вскрикиваю. Мои глаза округляются. Между ног становится влажно.

 Шлепок!

 Мой рот в безмолвном крике превращается в букву “О”. Наши взгляды встречаются, не отпуская друг друга. Твитч прикасается рукой к больному месту, жарко опаляя, прежде чем двигается ниже, и еще ниже, достигая сморщенной плоти. Я напрягаюсь. Его пальцы задерживаются там на мгновение, прежде чем кончиком одного он проверяет, насколько я возбуждена.

 Мои щеки горят. Те, что на моем лице. Нормальные люди не возбуждаются от подобных штучек.

 Кончиком пальца, Твитч скользит вверх и вниз по моей влажной и теплой плоти. Его глаза вспыхивают, затем темнеют, и он закрывает их, издавая стон:

 — Тебе нужно сесть на мой член.

 Перевернув меня на бок, он отстраняется, неистово расстегивает ремень, и стягивает слаксы, рубашку, и подтяжки за рекордное время. Встав передо мной, он гладит свой толстый и длинный член; серебряные шарики в нем мерцают в приглушенном свете. Ложась рядом со мной, он продолжает гладить свой член. Повернувшись, Твитч приказывает:

 — Оседлай меня.

 Ему не надо просить дважды. Поднявшись на четвереньки, я сначала перекидываю одну ногу, а потом взбираюсь на него. Мы оба готовы. Нам не нужно напрасно тратить время. Отвожу руку за спину, и обхватываю его член, подводя его как раз под мой вход, и медленно сажусь, вбирая в себя головку.