— Он подтверждает это! Мой муж в Боне, и я смогу поехать к нему!
Старый аптекарь всматривался в лицо посетителя, глядя поверх очков.
— Ну-ка, ну-ка! — произнес он. — А я и не знал, что племянник Али Мехтуба берберйец.
Мохаммед Раки, казалось, был удивлен и восхищен таким замечанием. Действительно, его мать, сестра Али Мехтуба, была арабкой, а отец — бербером с гор Кабилии. Сын унаследовал его внешность.
— Ну-ка, ну-ка! — повторил Савари. — Весьма необычный случай! Брак между представителями враждующих племен — величайшая редкость. Ведь берберийцы, выходцы из Европы, терпеть не могут арабов, видя в них захватчиков…
Мохаммед Раки вновь расплылся в восхищенной улыбке: уважаемый старец так хорошо знает исламский мир!
— А почему твой дядя не приехал с тобой?
— Мы плыли в Кандию, когда нам повстречался корабль. От его экипажа мы узнали, что француженка сбежала и находится на Мальте. Дядя торопился в Кандию из-за своих торговых дел, а я пересел на встречный корабль и поспешил сюда.
Сквозь густые длинные ресницы он бросил на Савари полупобедный, полуиронический взгляд.
— В Средиземноморье новости распространяются быстро, мессир. Со скоростью почтовых голубей.
Из складок одежды он медленно извлек кожаный футляр и вынул из него записку, что дрожащей рукой написала Анжелика в тюрьме в Кандии: «Помните ли вы обо мне? Я была вашей женой и всегда вас любила. Анжелика».
— Не это ли послание вы передали моему дяде Али Мехтубу?
Савари поправил очки и прочел.
— Да, действительно, это оно. Но почему оно не передано адресату?
Мохаммед Раки с огорченным видом загнусавил, что не заслужил такого недоверия. Почтенный старец разве не знает, что Бон принадлежит фанатикам испанцам? Два бедных мусульманина не могли проникнуть туда без риска для жизни…
— Но ты же явился на Мальту, — заметил Савари.
Мохаммед Раки стал терпеливо объяснять, что Мальта — не Испания. Он воспользовался редчайшим поводом попасть сюда, присоединившись к свите Ахмета Сиди, посланного для переговоров о выкупе Лай Лумы, брата царя Адена, недавно захваченного христианами.
— Наша галера прибыла час назад под мирным флагом, означающим, что мы явились для выкупа. Едва ступив на землю, я стал искать французскую даму. Пока не кончились переговоры о Лаи Луме, христиане ничего мне не сделают.
Савари согласился с ним. Было заметно, что он несколько успокоился.
— Я посчитал своим долгом проявить недоверие, — объяснил он Анжелике, как бы извиняясь за свою подозрительность. Но сомнения, по-видимому, не оставляли его. Указав пальцем на берберийца, он спросил:
— А кто мне подтвердит, что ты Мохаммед Раки, племянник моего друга Али Мехтуба и слуга французского сеньора?
Не сумев скрыть раздражения, пришелец гневно сощурился. Но быстро овладел собой:
— Мой хозяин любил меня, — произнес он глухим голосом. — Вот знак расположения, который он мне оставил.
Из того же футляра он достал серебряное кольцо с драгоценным камнем. Анжелика тут же узнала его: «Топаз!» Оно не стоило больших денег, но Жоффрей де Пейрак очень дорожил им, так как уже много веков кольцо было семейной реликвией. Он любил повторять, что топаз приносит ему удачу. Недаром он цвета золота и пламени. Иногда он носил его на серебряной цепи поверх бархатного камзола. Анжелика взяла перстень из рук мавра и, закрыв глаза, страстно прижала его к губам. Савари молча смотрел на нее.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он наконец.
— Попробую добраться до Бона во что бы то ни стало.
Глава 23
Уговорить рыцарей Мальтийского ордена взять на борт одной из галер молодую французскую маркизу, дабы доставить ее в Бон, оказалось чрезвычайно трудно. Она убеждала графа де Рошбрюна и байи военного округа де ла Марша, шевалье де Рогье и даже Хозе де Альмада. Но каждый из них старался отговорить ее от подобного безумства. Для христианки, твердили они, высадка в Берберии связана с огромной опасностью.
Берберией называлась вся Северная Африка: Триполитания, Тунис, Алжир и Марокко. Фанатики и пираты, гораздо менее культурные, чем турки, чей протекторат они переносили с трудом, берберийцы были самыми яростными противниками рыцарей Мальтийского ордена. Положение женщины там рабское, ей предназначаются самые грязные работы или ее ждет судьба одалиски, запертой в гареме. Только еврейки ходят свободно и с открытым лицом. Однако и они остерегаются покидать пределы меллаха — еврейского квартала.
— Но ведь я отправляюсь в Бон, — настаивала она, — на католическую территорию.