— У меня тут все права… Все права над всеми девками вроде тебя, которых надо научить гнуть спину… Скоро поймешь. Не позже, как этой ночью, моя красавица. Узнаешь раз навсегда, кто ты и кто я.
Он схватил ее за волосы и швырнул в каюту, потом запер дверь, повернув ключ в скважине.
Немного погодя она опять услышала скрип ключа. Кто-то входил в каюту, и она выпрямилась, готовая ко всему.
Но это был лишь помощник капитана Корьяно в сопровождении негритенка с подносом. Он прислонил свой фонарь к окошку каюты, поднос поставил на пол, медленно оглядел узницу своим единственным глазом. Потом ткнул толстым пальцем в перстнях в блюдо и скомандовал:
— Ешьте!
Когда он ушел, Анжелика не устояла против аппетитного запаха, подымавшегося от подноса. Там были оладьи из креветок, суп из ракушек и апельсины. Еще стояла бутылочка хорошего вина. Анжелика жадно проглотила все. Она была измучена усталостью и волнением.
Услышав медленно приближавшиеся шаги маркиза д'Эскренвиля, она подумала, что сейчас закричит. Пират отпер дверь и вошел. Он был высокого роста, так что ему пришлось пригнуться под низким потолком каюты. Красноватый фонарик освещал его снизу, и твердое лицо со светлыми глазами и серебристой сединой на висках могло показаться красивым, если бы не злая ухмылка, кривившая губы.
— Итак, — он бросил взгляд на опустевшую посуду, — госпожа маркиза покончила с кормежкой?
Анжелика не снизошла до ответа и отвернулась. Он положил руку на ее голое плечо. Она вывернулась и бросилась в угол тесной каюты, ища глазами хоть какое-нибудь оружие. Но ничего не было. А он следил за ее движениями, как жестокая кошка.
— Нет, ты от меня не убежишь. Сегодня не убежишь. Сегодня вечером сводят счеты, и ты заплатишь по своим.
— Но я ведь ничего вам не сделала.
— Не ты, так твои сестры… Нечего! Другим ты много чего сделала, так что сторицей заслужила наказание. Сколько там за тобой волочилось? Скажи, сколько?
Охваченная ужасом от безумного огня, метавшегося в его глазах, она искала выход.
— А, тебе стало страшно? Это мне больше нравится… Уже не задираешь нос? Скоро станешь умолять меня. Я умею за таких браться.
Он отстегнул перевязь и бросил ее вместе со шпагой на кушетку. Потом туда же полетел его пояс, и с циничным бесстыдством он стал расстегиваться.
Она схватила скамеечку, единственное, что было под рукой, и швырнула в него. Он уклонился и нагнулся над Анжеликой, обхватив обеими руками. Когда его лицо придвинулось, она укусила его в щеку.
— Ах ты, волчица!
Охваченный безумной яростью, он хотел швырнуть ее об пол. В узком пространстве каюты завязалась отчаянная борьба. Стенки каюты скрипели и звенели от ударов мечущихся в страшном напряжении тел. Оба молчали.
Наконец, Анжелика почувствовала, что ее силы иссякли. Она упала. Д'Эскренвиль навалился на нее, задыхаясь, и прижал всей тяжестью своего тела к полу. Она уже не могла сопротивляться, только отворачивала голову, чтобы не видеть эту жестокую ухмылку.
— Спокойно, спокойно, моя милая… Вот так, не шевелись, будь послушнее… Дай-ка я тебя разгляжу получше.
Он разорвал корсаж и впился жадными губами в ее грудь. Дернувшись от омерзения, она попыталась вырваться, но он крепче сжал объятия, овладевая ее протестующим телом. В последнюю минуту она вновь попыталась вырваться. Он выругался и ударил ее с такой силой, что она закричала от боли. Бессчетные минуты она должна была терпеть бешеную ярость, с которой он набросился на нее, подминая и подчиняя себе, словно зверь в берлоге.
Когда он поднялся, она сгорала от стыда. Он приподнял ее, вгляделся в мертвенно-бледное лицо и швырнул назад. Она тяжело упала к его ногам.
— Вот в таком виде женщины мне нравятся. Недостает только слез.
Он привел в порядок свой костюм из красного сукна, застегнул пояс. Опираясь на одну руку, Анжелика другой пыталась прикрыться обрывками платья. Ее светлые волосы упали вперед, открывая затылок.
Д'Эскренвиль бросил ей напоследок:
— Плачь же, что ты не плачешь, плачь!
Она заплакала только тогда, когда он ушел. Целый поток жгучих слез залил ее лицо. С трудом приподнявшись, она села на край кушетки. Жестокие страдания последних дней, эти непрерывные стычки с взбесившимися мужчинами сломили, кажется, ее мужество и упорство. В голове у нее повторялись, словно кружась в адской карусели, слова старого каторжника: «Рыба — баклану, добыча
— пирату, а женщина — всем».
Отчаянные рыдания сотрясали ее, и она лежала так, пока не услышала тихое царапанье в дверь.
— Кто там?
— Это я, Савари.
Глава 10
— Разрешите войти? — шепнул старик, просовывая в приоткрытую дверь свое лицо, черное от «пиньо».
— Конечно, — отвечала Анжелика, пытаясь как-то прикрыться. — Повезло еще, что этот негодяй не запер меня на ключ.
Савари хмыкнул, увидев красноречивый беспорядок в каюте, и уселся на дальний краешек кушетки, стыдливо опустив глаза.
— Увы, сударыня. Надо признаться, что с тех пор, как попал на этот корабль, я не могу больше гордиться своей принадлежностью к мужскому полу. Прошу у вас прощения за всех мужчин.