Неуязвимых не существует

Следующие четверть часа я работал, как целая группа захвата. Во-первых, я вдвинул Передела в дом, привязал его на кухне к дубовому креслу с тяжелыми, резными ручками, потом заклеил рот скотчем и погасил все огоньки на силовом шкафу, расположение которого знал, разумеется, по прошлым своим посещениям Избушки.

И лишь после этого я проверил весь дом, который казался совсем небольшим, чтобы не бросаться в глаза. Даже подземные его этажи почти не отличались от нормального подвала средневекового замка. Убедившись, что Передел не сумеет инициировать механизированную атаку на меня, я вернулся в кухню и отодрал скотч от его губ. Кстати, он его уже почти прогрыз, должно быть, мне назло, чтобы показать, что я не подавил его волю к сопротивлению.

– А знаешь, я надеялся, что это ошибка. – Он облизнул губы, на которых выступили капельки крови, и посмотрел на меня. А потом совершенно неожиданно улыбнулся, хотя и едва заметно, самыми уголками глаз.

Я стянул шлем, потом отстегнул грудную пластину, чтобы подышать вволю. Сел на высокий табурет, налил себе из трехлитровой канистры виноградного сока. Как и в былые годы, сок этот шеф заказывал в Молдове, и был он у него выше похвал. Напился, налил еще, про запас.

– Когда палил по мне – не надеялся. Слишком часто попадал.

– И тем не менее – это было алиби. Ты же должен знать, если бы я решил тебя завалить, тебя бы уже не было. Во-первых, я бы удрал в дом, во-вторых, вызвал подкрепление, в-третьих, заставил бы рыть мордой землю столько, сколько нужно, чтобы...

– Это ты сейчас так говоришь, а тогда просто не сообразил. – Я вспомнил, как он пытался поймать меня на кончик своих бластерных вееров, нет, определенно, он хотел меня завалить. Значит, лжет или просто старается размягчить меня, сделать менее враждебным. Ну, тогда это называется самообман, потому что со мной такие штуки не проходят. И все-таки в его словах могла быть сермяга.

– Хорошо, допустим, алиби, но перед кем? Или чем?

– Перед кем – ты знаешь. – Передел попытался со своего кресла выглянуть в окно, но ему это не удалось, шея-то была не резиновой, да и на спинку кресла столяр материала не пожалел. – А перед чем? Да перед камерой на дереве.

Я взял в руки стакан, сейчас это было приятнее, чем держать оружие, посмотрел на дерево, торчащее посередине газона, раскинутого за задним крылечком. Дерево, действительно, знатное, на нем можно было замаскировать что угодно. Я пожалел, что не взял с собой усилитель зрения, но и без того в верхних ветках что-то стеклянно блеснуло на весеннем солнышке.

– А ты разве не знал про эту камеру? – Он иронизировал, хотя я к играм не был склонен. – Я думал, ты все тут знаешь, ведь бывал, наверное, раз пятьдесят.

Я резко повернулся к нему, да так, что чуть сок не расплескал.

– Ладно, если уже почти на моей стороне, то поможешь. Заодно и проверим; действительно ли специально мазал или я тебе такой возможности не предоставил?

75

Я вышел на балкончик второго этажа Избушки и в установленный тут якобы для баловства дальномер осмотрел дома соседей. Там были люди, даже довольно много людей. Но ни один из них не обратил внимания на выстрелы, доносящиеся с соседского участка. Почему-то они не волновались. Видимо, тут и не такое время от времени случалось, да и далеко до них все-таки было. Своеобразная санитарная зона, которая вполне оправдывала затраченные на нее деньги.

Потом я вернулся в дом, еще раз с ненавистью ощутив, как здорово вспотел, пока в скафандре гнался за шефом. Теперь от меня разило, как от толпы разгоряченных матадоров. И не то чтобы это было неприятно само по себе, просто запах – сильный маркер, а я, как боец все-таки невидимого фронта, не люблю все, что меня слишком явно выдавало. Но раздеваться, принимать душ и устраивать гигиенические мероприятия было некогда.

Я не хотел терять темп, кроме того, решил играть грубо. А именно, вошел в комнатуху, где сидел повязанный Передел, шумно подвинул к нему стул, положил на колени «каспер», направленный прямо ему в брюхо. Если бы мы были уголовной шпаной, я бы приставил пушку к его шее, но на такой трюк он бы не купился, скорее всего стал бы острить по поводу моей меткости, поэтому пришлось довольствоваться игрой без акцентов. Голос мой прозвучал хрипло, словно я страдал засорением глотки:

– Думаю, теперь тебе придется поработать всерьез. Не для алиби, а для жизни.

Он пожал плечами, пытался казаться спокойным.

– Смотря что ты потребуешь от меня.

– Невыполнимого не потребую, – я усмехнулся, просто такие ухмылки, по мнению наших психологов, должны были подавить волю противника. – Попрошу позвонить.

Его глаза стали очень серьезными. Он испугался, что я попробую разменять его на Джарвинова. Но я и сам знал, что это невозможно. Не та рыба Передел, чтобы на него ловить такую щуку. А жаль.

– Ты все-таки поясни, кому и зачем?

Я пояснил. Он откинулся на спинку своего великолепного кресла почти с облегчением. Впервые я видел, чтобы человек до такой степени радовался предложению предать кого-то из своих бонз.