Неуязвимых не существует

Я достал бластер и попробовал осмотреться в округе. С моими ранениями это получилось не очень, снова все выглядело спокойно, чисто и пристойно. Но в какой-то момент я вдруг почувствовал, что боль делается острее, когда я оказываюсь в этом не очень понятном мне луче. Поэтому я не рассердился, а вычислил это деревцо, используя раненое плечо, как локатор.

Дерево и было деревом. Высоким, раскидистым, плотным. По всей своей высоте оно звучало, как хороший, живой камертон, да им, собственно, и являлось. Я уже хотел уйти, как вдруг вспомнил, что именно в работе с живыми объектами силен Самойлов. Особенно в так называемой наведенной психографии на живые предметы. Это такая штука, которая создавала полевому образу куста недостающую ветку или превращала в ветку что-то еще, например ствол пулемета, причем очень натурально. Даже Кирлиановы фотографии свидетельствовали, что отсутствующая часть появилась как бы снова.

В общем, я стал подниматься, проверяя чуть не каждое свое движение всеми доступными для меня способами. И оказалось, что на высоте метров семи в дереве очень искусно, так что само дерево об этом еще не догадалось, было устроено дупло. Помолившись, чтобы не погореть на ерунде, я снял кору и в глубине его разглядел небольшую двенадцатимиллиметровую пушку с укороченным снарядным ящиком.

Такие пушки, только снаряженные большим боезапасом, очень широко применялись в московской регулярной армии. Она могла бить квадратами, но если постараться… Я пригляделся, поковырялся в еще не разряженной машинке убийства и обнаружил присобаченный сбоку электронный программер – крохотное устройство, которое в корне меняло поведение орудия. Если я правильно понял программу, первые десять выстрелов пушка должна была сделать в цель, а лишь потом перейти на пальбу квадратами, и могла при этом даже с теми патронами, которые у нее имелись, перепахать изрядный кусок окрестностей.

Заданный образ прицельного огня составлял человек на байкере. Или около байкера. Разница была существенной, я мог просто увезти свою машину, не заводя ее. Поэтому я посидел на дереве, подумал, как распрограммировать и вообще обезвредить эту штуку. А когда понял, что у нее нет никаких установочных мин или ловушек, стало жалко ее бросать.

Пришлось потрудиться, несмотря на потерю крови и постоянные боли в прижаренном плече. Но я спустился, из прихваченной с собой веревки сделал что-то вроде монтажного пояса, чтобы обе руки были свободны, и уже за полночь все сделал в лучшем виде. То есть ночь еще не завершилась, а я летел на своем байкере в город, вновь обретя колеса и кое-что еще.

57

Мужичок, который продал мне байкер, владелец конторы, что угоняла тачки за долги, сидел в своей конторе один.

Он чуть не упал со стула, когда я возник перед его столом, шипя от боли, потому что последние сорок метров к его владениям должен был ползти по проводу, а в моем нынешнем состоянии это никак хорошему настроению не способствовало. Поэтому я попросту спихнул его с начальственного кресла и уселся в него, словно именно это и было целью моего визита.

Лицензированный угонщик не протестовал. Он судорожно рылся у пояса сзади, где прятал, вероятно, пушку, но я посидел-посидел, потом улыбнулся. И он как-то тихонько стал оттаивать. По крайней мере, свой ствол не вытащил. Но и особым дружелюбием его лицо еще не осветилось, а это следовало немедленно исправить.

Заглянув под свой плащ и обнаружив там настоящие лужи крови, расплывшиеся по моей асептической майке, я поинтересовался:

– Чего так поздно работаешь?

Он следил за моими руками, но они были на виду, а кроме того, моя появление на нападение никак не походило.

– Мои-то угоняют тачки, когда стемнеет. Вот и сижу, чтобы в случае чего… К тому же, следует сказать, скорее еще рано, чем уже поздно.

Я сделал вид, что осматриваюсь, оцениваю его технику и даже одобряю ее, хотя после того, как пролез через все эти электронно-механические преграды, уважения к ней не испытывал.

– Знаешь, хорошая у тебя все-таки работа. Главное – полезная, нужная людям. Мне, например, она просто необходима, – я попытался отвлечься от боли. – Значит, так – поменяй обтекатели, чтобы машина как бы другой стала, поновей, что ли, или выпущенной после ремонта. Еще мне потребуются новые номера и документы. – Я попытался улыбнуться как можно дружелюбнее. – Плата, разумеется, по ночному тарифу.

Он смерил меня сложным взглядом, потом выглянул в неплохо освещенный двор. Машины там, конечно, не было, я не смог бы ее протащить через его охранную систему, поэтому его наивность меня позабавила.

– Ну, ты меня совсем суперменом считаешь. Я оставил байкер у ворот.

– Разбил, что ли?

– Считай, что разбил. Хотя те части, что ты снимешь с него, можно будет еще не раз перепродать.

Он вздохнул, пощелкал тумблерами на пульте у своего стола, и въезд в его двор залил ослепительный свет. Камеры на столбах завертелись, пытаясь «рассмотреть», что творится по ту сторону ворот. Потом он сделал что-то еще, и в воротах сбоку открылась узкая щель, ровно настолько, чтобы затащить мою машину внутрь.