Неуёмность перевоплощений

– Ты у меня будешь слушать всё, что я скажу, – серьёзно предупредил его предприниматель. – Они, заокеанские магнаты и чиновники, ведь постарались же, к примеру, разделить на клочки Югославию. Борцы, блин, за права человека! Какого человека, снежного? Вот там-то, в этой долбанной Заокеании, демократии не было и никогда не будет. Люди живут ради собственного желудка и считают, что они свободны, как птицы. Но такие птицы жирными пингвинами называются и о полётах лишь мечтают. Об этом в своё время правильно сказал Максим Горький. Правда, почему-то, он в своём произведении «переселил» их из Антарктиде поближе к Северному полюсу. Пошутил, как бы, великий пролетарский писатель.

Беседу вели только телохранитель Григорий и магнат Родион. Остальные слушали. Пусть философствуют. Много и долго говорить – не мешки ворочать.

Эти полемизирующие друг с другом господа тяжелей сотового телефона в своей жизни ничего не поднимали.

– Ну, ты в курсе, Гриша, что большинство граждан в тех же США свободны, но очень условно и весьма относительно, – не унимался Осиновский. – Вот и нас они всех тащат в такое же болото. А мне в последнее время стыдно, что всё именно так и происходит. Жив буду, может быть, построю себе в деревне домик, и начну горох сеять.

– Прошу прощения, конечно, Родион Емельянович, – возразил Григорий, – но в такую сказку с трудом верится.

– Я ты вот, Григорий, возьми да поверь. Я пургу не гоню. Гороховый суп обожаю.

– Можешь кушать даже ласточкины гнёзда, Родион, или жареных скорпионов. Ты же человек особенный.

– Не понимаю твоего ехидства, Гриша. Я, вполне, нормальный человек, не какой-нибудь зарубежный…

– Зато молоко пьёшь канистрами. Оно в больших объёмах вредно для здоровья.

– Брось гундеть! Так вот. Если успею, то сделаю только так, как решил. Куплю себе маленький домик в селе. Всё, что у меня есть, пусть друганы всяких мастей и скоростей себе забирают… Всё одно, народу ничего тут не отломится. Основные копейки благотворительных фондов в карманах у жуликов. В основном, это факт.

– Вы произнесли целый монолог, Родион Емельянович, – не удержался и сказал лейтенант Ковалев. – А Родине, я считаю, надо отдать всё, что имеешь.

– А что ты-то, лейтенант, имеешь? – Осиновский стал впадать в меланхолию. – Ты, кроме пары хромовых сапог и собственной жизни, ничего не имеешь. Ну, чуть больше некоторых других денег получаешь… Ну, и что?

– Вот её, свою жизнь, если надо будет Родине, и отдам за неё,– Ковалёв сказал просто. – А как же ещё иначе? Только так русский, российский человек жить и думать должен.

– С тобой, лейтенант, я в чём-то согласен, но во многом – нет, – сказал Осиновский. – До народа почти никакие щедрые пожертвования никогда не доходили. Жуликов у нас хватает на разных уровнях.

– Я тоже не согласен я с вами, Родион Емельянович, – откровенно признался Ковалёв. – Честных и порядочных людей у нас гораздо больше.

– А мне без разницы, согласен ты со мной или нет, летёха! – Осиновский всегда был сам себе на уме. – Сейчас вот бабка Селивониха или, как её, Матвеевна, открыла мне на нашу жизнь глаза. Слава богу, что мы, россияне, пока ещё с американским флагом в туалет не ходим по большой нужде. Но всё к тому пока ещё идёт. Медленно, но уверенно.

– Мир стремительно меняется, – сказал Ковалёв. – Перемены на каждом шагу. Надеюсь, что в лучшую сторону.

– Ни черта он не меняется, – возразил бизнесмен. – Мы, российские магнаты, в тайне обожаем американцев. Но только не можем самим себе в этом признаться. Они же нас санкциями давят! Скоро и моя очередь. Они фактически ведут против нас войну, а мы им подражаем, как бабуины. Разве это не дико?

При этом Осиновский заверил, что не за себя сейчас говорит, а за людей. Он-то преуспел. Старался, да и помогали… братаны. У него лично всё есть, и не только на Рублёвке, и не только автомобиль «Линкольн». А вот народные массы ждут у моря погоды. При новейших традициях, позаимствованных из-за Океана, вряд ли, в нынешнем веке люди Земли дождутся добрых перемен.

Одним словом, чем дальше в лес, тем больше дров. Их там – море, уже наломанных. Постарались предыдущие рулевые от имени народа довести народ до совершенно неадекватного состояния.

– Очнись, Родион, – урезонил предпринимателя Григорий. – Вспомни, кто ты, и думай только о хорошем. Каждому ведь судьбой предназначено своё. Кому выпало быть последним бомжём, а кому-то – первым министром.

– В общем-то, верно, Гриша. Что-то у меня от удачи шарики за ролики зашли, – сказал Осиновский. – Я очень успешный предприниматель. Меня сам… который этот… уважает. Вы знаете, о ком я говорю? Поэтому, молчите громче! Кстати, он классный пацан и, относительно, справедливый. Правда, фрагментами. Главное, что он себя уважает.

– А пацану-то этому уже за семьдесят годков, – заметил шофёр, – а он всё обнуляется и обнуляется… Ему какой-то влиятельный балбес внушил, что без него в стране ни одна машина не заведётся. А получается совсем наоборот. Всё глохнет, разрушается и тормозиться. Или я не прав?