Неудачница

У ворот его элитного дома нас привычно приветствуют охранники и открывают перед машиной ворота; водитель останавливается у подъезда, не заезжая на подземную парковку, потому что у дверей уже стоит знакомый мне курьер с пакетом. Устало выбираюсь из машины, устало беру пакет с едой, устало расплачиваюсь, устало открываю перед шефом дверь — здесь, вне стен офиса, я вновь становилась его домрабыней, а потому обязанность их открывать ложилась на мои плечи. Молча едем в лифте, шеф — уткнувшись в свой планшет, я — мечтая о том, чтобы тот неожиданно впал в кому. Милая такая мечта. А главное — не противоречит букве контракта.

В голову он мне залезть не смог…

Открываю дверь ключом, чувствуя, что ноги подыхают от новых туфель: на этот раз никаких прозрачных каблуков, все четко по уставу компании — даже каблук небольшой, тоненький. Но сама пара новая, потому ещё не разношенная…

Впускаю шефа в квартиру, закрываю за ним дверь. Снимаю треклятую обувь, иду на кухню, кладу продукты на стол, надеваю фартук. Мысль о коме шефа вновь приходит в мою голову, так что, нарезая овощи, я продолжаю фантазировать… Если бы Глеб Самойлович каким-то образом умудрился оказаться на больничной койке, то я, ведомая контрактом, должна была бы день и ночь проводить рядом с ним, — но, если бы вдруг он впал в кому, то заботиться о его теле мог бы только квалифицированный специалист, а мне осталось бы справляться о его здоровье и вести дела компании от его имени до тех пор, пока его отец не решит, кого посадить на его место, или пока сам Глеб Самойлович не соизволит проснуться и вернуться в мир живых и работающих…

Вообще, кома — идеальный вариант. За больным мне бы однозначно пришлось убирать утку, а за коматозником следит медсестра… Блаженно улыбаюсь, шинкуя пекинскую капусту для салата. Потом вспоминаю, что перед сном ещё должна буду постирать все вещи и дождаться окончания работы машинки, чтобы развесить и высушить все до завтрашнего дня. А завтра… да, это та самая причина, по которой я позволяю себе приятные мысли о коме начальника… ведь завтра — суббота. Мой выходной день! Единственный, на неделе, потому что в воскресенье я занимаюсь уборкой всей квартиры в первой половине дня, а вечером — готовлю все важные документы для Глеба Самойловича на понедельник, проверяю все его расписание на неделю, созваниваюсь со всеми (безумно недовольными звонком в вечер воскресенья) начальниками отделов, напоминая о том, какие отчеты должны быть готовы к утру. И всё. На сон мне остаётся ровно семь часов — если начну все делать ровно в восемь утра. Проверяла.

Кстати, штрафов на этой неделе было значительно меньше! Есть возможность, что до конца действия контракта я доберусь с нулевым балансом!

Первая неделя не стала для меня адом. Она стала странным невнятным воспоминанием, восстановить которое я не смогу даже при сильном желании. Нет, адом стала вторая неделя, когда я поняла, что существовать в таком режиме мне предстоит ещё, как минимум, восемьдесят четыре дня. ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ ДНЯ! Это потом, к концу адовой седмицы я решила отсчитывать свой срок неделями: так было проще, ведь в конце каждой из них было два дня свободы, которые очень быстро трансформировались в один день — когда я поняла, что понедельник второй недели не может вместить в себя всю ту тонну незавершенных из-за двух свободных дней первой недели дел. Потому к своей Третьей Неделе рабства я пришла уже в осознанном состоянии, с планом работы на все пять рабочих дней, с меню ужинов и завтраков (поскольку обедали мы в любимом ресторане Глеба Самойловича), с наличием курьера, на которого мне приходилось выкладывать из собственного кошелька (но тут уж ничего не поделаешь — это моё решение, чтобы не тратить время на магазины после десяти часов в офисе), и с наличием слабой уверенности, что всё это я всё-таки выдержу.

На данный момент на мне висел штраф в тридцать две тысячи рублей, и я не планировала его увеличивать. Конечно же, основная часть суммы повисла на мне за первую неделю, вторая неделя принесла ещё десять тысяч, третья — всего две. Моя будущая зарплата на данный момент с учетом всех вычетов состояла из восемнадцати тысяч, и я имела хрупкую надежду, что смогу не допустить роковых ошибок за следующую неделю, а последующие два месяца и вовсе буду радовать шефа своей безукоризненной работой. Впрочем, на доход от своей должности домрабыни я особо и не рассчитывала (просто не верила, что смогу заработать хоть что-то в условиях наличия придирчивого начальника и «тысячи и одного» штрафа). Всё моё внимание было сосредоточено на достижении успехов в качестве личной помощницы Глеба Самойловича, и в этом деле я добилась некоторых высот (благо, Лина хорошо обучила меня, а тупостью ума я отродясь не страдала… ну, разве что под градусом или в похмелье). Но даже мои сомнительные достижения на этом поприще не приносили мне удовлетворения по одной простой причине — я устала. Я смертельно устала от всего этого!!!