— Это не то, о чём ты… — осекаюсь, чувствуя, что нахожусь уже на грани; разворачиваюсь и иду в главный зал.
— Принцесса! — кричит мне в спину рыжий, но я лишь ускоряю шаг.
Господи, какое поганое ощущение внутри: ведь я была так рада его видеть! Но даже не поздоровалась и вообще убежала только из-за того, что рядом с ним стоял Бесов!
Вхожу в зал, где проходил приём, и с ходу подхватываю бокал шампанского с подноса официанта.
Также — на лету — опрокидываю его внутрь. Голова начинает кружиться со скоростью карусельки — кажется, вечер перестаёт быть томным!
— Ты что творишь, Мила? — Глеб подхватывает меня за локоть, когда я, пританцовывая, начинаю идти к сцене, где уже вовсю услаждает слух публики известный европейский квартет.
Да, мои грабли — самые любимые! Никто не был в курсе?.. Неужели мой тиран начальник полагал, что этот приём пройдёт без сучка, без задоринки?.. Я, вот, с самого начала поняла, что всё кончится плохо!
— Что? Танцую! Ты же хотел, чтоб я музыку послушала! — заявляю ему, пытаясь вырвать свою конечность.
— Иди-ка сюда… — Бондарёв начинает тащить меня на выход.
Только почему-то тащит не к центральным дверям, а к тем, незаметным, откуда появлялись официанты. А я вдруг ощущаю резкое дежавю — вспоминается мой первый приём у губернатора, это Бондарёвское шипение на ухо, наш поспешный уход в следствии моего опьянения…
— Это всё из-за тебя! — вырываю у него руку, смотрю на него волком, — Из-за тебя!!!
— Уймись. Поговорим, когда выйдем из зала, — грубо отвечает Глеб, вновь хватая моё запястье, и идёт дальше, не сбавляя шага.
Люди в белых колпаках смазываются в единую белую полосу; запахи, ударившие в нос, заставляют вспомнить, когда я сегодня ела в последний раз. Из-за этого моё раздражение поднимается на новый уровень.
— Ты во всём виноват!!! — яростно заявляю ему, торможу ногами.
— Чёрт бы тебя побрал! — Глеб подхватывает меня, закидывает к себе на плечо и выносит в коридор, затем пинком открывает первую попавшуюся дверь и ставит меня на пол; закрывает дверь на замок, надвигается на меня с угрожающим выражением на лице, — Ты чего вытворяешь? В чём я опять виноват?!
— В том, что всё так вышло! Всё! — восклицаю, взмахивая руками.
— Что «Всё»?! — начинает злиться Глеб.
— Со своим долбанным контрактом, с этими своими требованиями совместного проживания, с этой своей тупой жаждой мести! Ты во всём виноват!!! — кричу, отталкивая его от себя.
— Ты что, с ним разговаривала? — вдруг доходит до Бондарёва; взгляд его тут же меняется: в нём появляется реальная злоба, — И меня сейчас обвиняешь в том, что у вас с ним…
— Какого черта ты вернул меня? Зачем ты заставил меня пойти сюда? Почему не мог просто отдать мои документы и отпустить? Что тебе, чёрт возьми, надо?! — кричу в голос.
— Мне надо, чтобы ты прекратила орать, — с угрозой произносит Глеб, хватая меня за лицо одной рукой и поднимая мою голову.
— Ты чертов эгоистичный подонок! Только о себе и думаешь! Боишься, что я запятнаю твою репутацию? Очнись! Больше, чем это сделал Ты Сам, никто не сможет! — начинаю шипеть, даже не делая попыток вырваться — пусть слушает правду в лицо!
— Пьяная дура, — цедит Бондарёв, глядя мне в глаза.
— Пьяная дура, которую ты умолял остаться! Лишь бы я не ушла от тебя! Пьяная дура, ради которой ты поступился своими принципами и разорвал контракт! Сам!!! Которой писал записки, которую подкупал дорогими шмотками, которую просил вернуться хотя бы на неделю!!! Так зачем я тебе?! Что тебе от меня надо? Какого черта весь свет Глеба Бондарёва сошелся на одной такой никчемной и невзрачной — мне?! Какой очередной долбанутый план мести пришёл в твою голову, что ты решил, что тебе необходимо моё присутствие рядом с собой?!
Глеб ничего не ответил, но ещё сильнее сжал пальцы на моём лице. Мне стало больно. И смешно.
— Только, пожалуйста, не говори, что влюбился! — не скрывая издёвки в голосе, произношу.
Глаза Глеба меняются и медленно темнеют от ярости.
Ой, как страшно! И вообще… мне уже надоело, что все меня хватают, дёргают, лапают, сжимают! Резко опускаю его руку вниз, освобождая своё лицо.
— Не смей ко мне прикасаться, — говорю презрительно и тихо.
— Руками? — с каким-то странным выражением произносит Глеб, глаза которого буквально метают в меня молниями.
— Ногами! — рявкаю, уже готовая развернуться и уйти, как Бондарёв хватает меня за волосы и притягивает к себе.
— Ну, раз запрет только на ноги, — рычит мне в губы, а затем обрушивается на них поцелуем.