Неудачники, или Как сломали забор

Я никогда не думал, что весла могут быть такими тяжелыми. Поднять и опустить! Поднять и опустить! А солнце пекло. Я задыхался, руки отваливались, болели, ныли. И тут я заплакал, и не было стыдно — мне было не до этого. А Мишка кричал:

— Давай, давай…

И все оглядывался, не идет ли за нами моторка. Я потерял счет времени. Оно растянулось, как резина. Поворот, еще поворот, снова поворот! Давай, давай! Скрип, скрип…

— Машина!

Я подумал, что Мишка сошел с ума. Но действительно позади нас по прибрежной дороге шел грузовик. Мы врезались в берег. И я помчался навстречу.

— Чего тебе, — спросил шофер.

— Васька… у нас в лодке… Его в город надо… Умрет, — запинаясь, бормотал я.

— Деньги есть? — спокойно спросил шофер.

Я молчал.

— Иди, иди, не хулигань.

Он сунул в рот папиросу, и машина унеслась, а я захлебнулся в облаке пыли. Я сел на дорогу, и, если бы Мишка не втащил меня в лодку, я так бы и остался там, потому что больше всего в этот момент мне хотелось умереть. Номер машины я запомнил на всю жизнь — ХЕ 13–87.

Снова лодка, солнце, Васька.

Толи все не было, и вскоре мы поняли, что надеяться нам не на кого. Мы держались середины реки, где течение было быстрее. На Ваську я старался не смотреть. Но перед глазами все время качалась грязная царапина на его пятке.

— Пить, — шевельнулись Васькины губы.

И мы скорее поняли это, чем услышали. Мишка смочил ему губы водой. Кардинал не узнавал нас. Я не заметил, как кончился лес и началось поле. Мы с Мишкой снова сидели на веслах, и снова лодка выписывала по реке зигзаги. Васька очнулся и тихо спросил:

— Рыбу…

— Что-о? — кричал ему Мишка, как глухому.

— Видели?..

— Видели, Вася, видели. Громадная!.. Ты только держись.

Толи все не было. Река словно вымерла. Никого… Мы плыли, как во сне, и несколько раз врезались в берег. Я помню только, как неожиданно позади осталось то место с соснами, где мы играли в мяч, а Васька поймал окуня.

— Больше я не могу…

— Можешь, — спокойно сказал Мишка.

И я смог, и все началось сначала: поворот, еще поворот, снова поворот. Река была гладкая, как каток. Потом мы выдохлись совсем, и нас несло по течению. До города оставалось километров двадцать.

Вдруг сзади затарахтел мотор.

— Толя, — сказал я очень громко, а Мишка меня не услышал.

Лодка шла по течению. Васька не шевелился и даже не стонал. Мы боялись к нему притрагиваться. Сзади показалась моторка.

Я вскочил — это была какая-то долбушка с подвесным мотором. Она поравнялась с нами.

— Дядя, — сказал Мишка парню в красной майке, сидящему за рулем.

Он нас потащил на буксире. Тарахтел мотор, парень еще и греб веслом, а мы сидели и смотрели в воду.

Город выплыл навстречу сотнями огней, телевизионной антенной с бусами красных огоньков, башенкой яхт-клуба.

Парень остановил какую-то «Победу», и Ваську увезли. Я не помню, как зашел домой, свалился в постель, и мне казалось, что я гребу, гребу, гребу огромными стопудовыми веслами.

Разбудил меня Толя:

— Ты и так уже проспал больше суток.

Я вскочил.

— Что с Васькой?

— Доктор сказал, как в кино: «Мы ничего бы не смогли сделать, если бы его привезли на час позже». Вчера ему сделали операцию, и самое страшное позади. Эх вы, пилигримы…

— Где же вы были? — спросил я.

Толя слабо улыбнулся:

— Вас догоняли. Мотор-то я так и не починил. Мы пришли в город часа через два после вас.

Он почему-то смутился и осторожно пожал мои забинтованные руки:

— Ты обязательно к нам заходи. На охоту пойдем. И Мишка пойдет, и Колька…

— И Вася, — сказал я.

— И Вася…

Матрос еще посидел немного, и мы пошли в больницу.

Мама расщедрилась и дала целых два рубля на апельсины.

СНОВА СИДИМ НА БРЕВНАХ

Наступило 31 августа. Завтра в школу.

На наших бревнах сидело человек пятнадцать. Собрались все, кто разъезжался на лето. Они перебивали друг друга, рассказывая о своих приключениях. Эдин купался в Азовском море во время семибалльного шторма. Другой убил из рогатки двенадцатиногого спрута, какого и в музее не найдешь. Третий совершил восхождение на Эльбрус. А Митька Костин помог пограничникам задержать иностранного агента с фотоаппаратом. А нам и похвастаться было нечем. Разве что лодку построили, а кому это, кроме нас, интересно. Эх, и неудачники же мы! Даже поход провалился.

На велосипеде прикатил Чомбе:

— А я двор очистил, и все об этом знают!

— Мы тебя с нашего двора выпишем, — возмутился Колька.

Вдруг на балкон выскочили братья башибузуки и как шарахнут вдвоем из отцовой двустволки. Мы так и посыпались с бревен. Витька закрыл кобеля своим телом.

Один Колька не испугался.

— Салютуют!

На балкон вышел Кардинал Ришелье.

Мишка так обрадовался, что ни с того ни с сего закричал:

— Ура! Физкультурный привет!

Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что в 20.00 собрались все мальчишки и девчонки нашего и 76-го дома, и от зеленого забора даже щепок не осталось. Мы их спрятали в Витькином сарае — все равно он не запирается. Управдом здорово сначала переживал:

— Какой забор поломали…

Но потом здраво рассудил:

— А может, оно и к лучшему. Спишем за ненадобностью.

Утром 1 сентября мы двинулись в школу целой толпой.