Неудачник

Откладывая по нескольку пенни, я сумел скопить достаточную сумму, чтобы взять напрокат пишущую машинку и приобрести кипу бумаги. Я обошел множество деловых издательств и получил несколько заданий. Мама и Фредди занимались сбором необходимых мне материалов. А я писал по результатам их опросов очерки в «свободное» время. От очерков на темы бизнеса я постепенно перешел к более прилично оплачиваемым репортажам о преступлениях. И через год с небольшим смог оставить работу привратника. На всю жизнь у меня остались напоминания о ней — опухающие суставы и, что гораздо серьезнее, ослабленные почки.

Долгое время я испытывал свойственное молодым людям восхищение настоящими техасцами, но мне не удавалось соответствовать высоким нравственным требованиям Техаса. Теперь же, по прошествии многих лет, когда я стал разъезжать по всему штату в поисках криминальных случаев, казалось, появились кое-какие признаки моего совершенствования или это произошло с исконными техасцами. Я прекрасно ладил с ними, и в свою очередь они относились ко мне по меньшей мере терпимо. Я уже почти укрепился в уверенности, что сумею установить прочные дружеские отношения с этими славными ребятами, когда однажды в Далласе мне дали понять всю безосновательность столь приятных надежд.

Историю о каком-либо преступлении нельзя продать журналу без фотографий, и я решил, что мне необходимо обзавестись знакомством с фотокорреспондентами. Они имели доступ к моргам, куда вообще чрезвычайно трудно пробиться, и ничего за это с меня не требовали. Мы становились старыми приятелями — старыми техасскими приятелями, выпив несколько рюмок, после чего даже речи не заходило о том, чтобы оказывать друг другу платные услуги. Правда, напитки, которыми я их угощал, и постоянно одалживаемые им небольшие суммы пробивали довольно угрожающую брешь в моем бюджете, но, помня о великодушии моих «старых приятелей», я закрывал на это глаза.

Так вот, после одной из таких поездок за фотографиями с одним из таких «старых приятелей», во время которой мы уничтожили кварту виски и приступили ко второй, он предложил посетить участниц самой древней на земле профессии. Я нерешительно отказался. Тогда он попросил одолжить ему денег.

— Дай мне взаймы пару долларов, Джим, старина. Больше и не нужно. А ты можешь подождать в холле и выпить в свое удовольствие.

— Но... Хэнк, старина... у меня нет двух долларов... то есть двух баксов, — сказал я. — Я их истратил... Взял и потратил все деньги на эту последнюю бутылку виски.

— У тебя что, вообще нет денег?

— Ну, вот только сорок пенсов, и все.

— Так давай их мне. Пойду поставлю на девчонку. Я чувствую, что мне повезет.

— А если нет?

— Что ж, тогда как-нибудь обойдусь. А что еще делать?

Я пробормотал, что, по-моему, это не очень этично.

— Ты думаешь, Хэнк, стоит это делать? Ведь если не повезет, ты не сможешь ей заплатить, ты обманешь ее.

— Подумаешь! — презрительно фыркнул он. — Зато я преподам ей очень ценный урок. Не говоря уже о том, сколько это будет ей стоить в будущем!

Я пошел с ним, а он поставил сорок центов на девушку и выиграл.

Это была громадная, обрюзгшая женщина, уже пережившая расцвет юности. Точно сказать не берусь, как давно это с ней случилось, но смею предположить, что, какой бы древней ни была эта профессия, она была одной из ее основательниц.

Проклиная свое везение, она отвела моего друга в комнату и захлопнула дверь. Я уселся на скамью, заказал себе большую порцию виски и принялся рассматривать фотокамеру. Потом закурил и заказал еще одну порцию, за которой последовал очередной стаканчик. Мой интерес к фотоаппарату не ослабевал.

И тут мне в голову пришла идея, показавшаяся великолепной.

Осторожно пройдя по коридору, я тихонько повернул ручку и слегка приоткрыл дверь комнаты, где скрылись мой приятель с матроной.

Затем медленно поднял и нацелил объектив.

Не знаю, была ли эта дама чужда условностей, была ли ее поза продиктована прихотью или профессиональной необходимостью. Во всяком случае, она стояла на коленях поперек кровати, повернувшись кормой к моему другу, и томно глядела вниз, на ночной горшок.

Сообразив, что мне понадобится вспышка, я повернулся, чтобы сбегать к скамье.

При этом я случайно скрипнул дверью.

Женщина испуганно обернулась. Какое-то мгновение она тупо смотрела на меня. Затем, задыхаясь от злобы, открыла рот и выдала истошный крик ярости. Этот рев закончился свистящим плеском, когда ее вставная челюсть выскочила и упала в горшок.

Соскочив с кровати и прикрыв рот рукой, чтобы мы не видели ее в неприличном виде, она рыкнула моему приятелю — мол, одевайся и убирайся ко всем чертям. Я помчался за ним вниз по лестнице.

— Джим, — сурово сказал он, тяжело дыша и застегивая рубашку, — Джим... мы с тобой... мы больше не друзья.

— Ну, — сказал я, — не нужно так серьезно все воспринимать, Хэнк, старина. Давай вернемся в отель, и я достану тебе пять долларов. Ты сможешь пойти в хорошее заведение.

— Нет, сэр, — твердо заявил он, — я больше и цента у вас не займу, даже если мне больше не к кому будет обратиться. Я считал тебя, Джим, своим другом...