Нэцах

— Нилочка, мама сказала, что ты без платья, без фаты. Ну как же?

— Время такое, — хихикнула Нилка, — послевоенное. Мамино платье надену, то красивое, бархатное. Да, мама?

— Вообще-то, — нахмурилась Женя, — я его собиралась надеть, ну ладно, твой праздник.

— Вообще-то, — влезла Анька, — это платье всего на пару лет младше невесты. Нельзя же так!

— Давайте у Лидки что-нибудь отберем.

— Та я в Лидкино не влезу, — продолжала хохотать Нила, — ну прицепим мне цветочек на воротник, и ладно.

— Не ладно! Не ладно! — капризничала Анька. — Ты мне как доця. О, Жень, а мамины занавески тюлевые у тебя остались? Давай я фату сошью!

Женя, не выдержав, хмыкнула: — Поздновато.

— Не важно! — не унималась Аня. — Война закончилась, праздник в семье!

— Что за хипиш? — В кухню, благоухая «Красной Москвой», вплыла Ксеня и обняла Нилу.

— Нилка, ты что, залетела? Чего такая спешка? Еще и зимой? А разве сейчас не Великий пост?

— Какой пост? — огрызнулась Аня. — Что за антисоветчина?

Ксеня метнула короткий взгляд на покрасневшую Нилу и подмигнула ей: — Ой, я тебя умоляю! Ничего не видно. Не дергайся. Скажем, жених торопился, потому что военный, и если завтра поход — то такая красотка без печати и кольца его ждать не будет.

Ксеня повернулась к сестрам:

— Не смейте напяливать на ребенка ваши старые бебехи! Анька, шо за покойницкая мода — дите бабушкиной занавеской накрыть?! Я дарю платье. Свадьба же во вторник? Значит, завтра утром едешь к моей портнихе. Адрес сейчас напишу. И просто меряешься. И во вторник я привезу твое платье. Женя, не смотри на меня. У тебя одной в семье была приличная свадьба. И да, закуски и напитки тоже с меня. Сколько человек будет?

— Нисколько, — прошептала Нилочка. — Теть Ксеня, не надо!

— Вот еще!! — фыркнула Ксеня. — Чтоб с его стороны пару товарищей офицеров, и ты пару подружек возьми. Дома поместимся. А где твои похатники? — Ксеня выглянула в коридор: — Котька! Котька!

— Не кричи! Они, слава богу, в гости ушли!

Анька хихикнула: — Ты шо, их еще не обрадовала? С пополнением не поздравила? А кстати, Лидка где?

— Лидка придет на свадьбу. Без Николеньки, но с подарком.

Кто виноват?

Первого марта произошло событие, которое всколыхнуло все дворы от Молдаванки до Хабаровска. Великая забота о процветании трудящихся и росте благосостояния и культуры проявилась на масштабном государственном уровне и называлась «снижение цен». Постановлением Центрального комитета Коммунистической партии хлеб, мука и хлебобулочные изделия, крупа и макароны, мясо и колбасные изделия, рыба, масло сливочное и топленое, шерстяные и шелковые ткани, меха, металло-хозяйственные изделия и электротовары, фотоаппараты и бинокли и ряд других товаров подешевели на 10 %; пальто и костюмы из шерстяных тканей — на 12 %; швейные изделия из шелковых тканей, обувь, головные уборы — на 15 %; сыр и брынза, парфюмерные изделия, скобяные и шорные изделия, индивидуальный пошив одежды, посуда и бытовые приборы из пластмассы, мотоциклы и велосипеды, радиоприемники, пианино, аккордеоны, баяны, патефонные пластинки, ювелирные изделия, пишущие машинки — на 20 %!

И главная радость всех мужиков страны — телевизоры и водка подешевели аж на четверть!

— Ты представляешь, какая теперь экономия в доме? — умилялся даже смирный муж Аськи Ижикевич, Василий, который благодаря умеренному, но регулярному употреблению народного напитка мог величаво, как греческий Атлант, нести на своих плечах все тяготы и грозы семейной жизни со своей Асей.

— Да конечно! Знаю я эту экономию, теперь разницу тоже пропивать будете! Мало им было этих проклятых наркомовских сто грамм каждый день! Хотя где передовая — где мой Ижикевич!

Начиная с сорокового и до конца сорок пятого все участники боевых действий, в первую очередь на передовой, получали в пайке обязательные сто грамм водки. По народной легенде, началось все с советско-финской войны и личной просьбы наркома обороны Клима Ворошилова к Сталину — выдавать бойцам и командирам Красной армии по 100 граммов водки и 50 граммов сала в день ввиду тяжелых погодных условий. Морозы на Карельском перешейке стояли ниже тридцати пяти. Распоряжение отдали незамедлительно, причем танкистам дозу удвоили, а летчикам было решено выдавать не водку, а коньяк. Грелись таким образом до конца марта сорокового. Тогда и появился термин «ворошиловский паек» или «наркомовские сто грамм». А в июле сорок первого водку снова ввели в рацион бойцов.

Пить или использовать как жидкие деньги оставалось на усмотрение самих бойцов, но подавляющее большинство потребляло внутрь и настолько привыкло, что обеда или ужина без «наркомовских» уже не представляло.

В одесском дворе в любом семейном разговоре спокойно могут участвовать от двух до пятнадцати человек, не считая прописанных, потому что двери и окна — настежь, и все в курсе. А те самые телевизоры, которые подешевели вместе с водкой, даже с такой феноменальной скидкой оставались дефицитом и роскошью.