НеТемный 2

— Ты что, не иметь понимания, глупый бросс? Я есть Джау Лонг, советник второго круга советников великого короля Лучевии Тянь Куо!

Грозный, едва ли не переходящий на визг, голос вельможи пронёсся под сводами пещеры. В этот момент бард тронул струну, и голос советника, кажется, ещё долго гулял грозным эхом над моей головой: «Тянь Куо, Тянь Куо…»

Ничего, пусть ничтожество злится. Любой тёмный знает, что злость полезнее для здоровья, чем страх. Пусть оставшиеся несколько минут своей никчёмной жизни поживёт здоровеньким.

Не обращая внимания на советника, я сделал шаг к двоим, поводя перед собой дубиной. И тут же послушник с кадилом крутанул им вокруг плеча, выбросив руку вперёд. Я интуитивно отшагнул назад и удивлённо уставился на повисшую в воздухе полосу оранжевой мерцающей пыли.

Будто мазок кисти застыл между нами в полуметре над полом… Пылинки едва двигались, словно само время замерло в этом кусочке пространства. Нет, это явно не праща.

Послушник, ехидно улыбнувшись и весело что-то пролепетав на лучевийском, лихо махнул ещё, только с другого плеча, и второй мазок застыл, перечертив первый крест-накрест.

— Хм-м-м, — я прищурился, слушая интуицию.

Хотелось просто пнуть в подозрительное облачко валяющийся рядом с ногой камушек-фонарик, чтобы проверить, как оно работает. Но я подметил про себя, что и сам послушник, и бард отступили. Нет, нельзя проверять.

Да и советник как-то ближе шагнул к скале, чтобы… Чтобы что? Чтобы спрятаться от случайного осколка?

Интуиция мне говорила, что один шаг в эти облачка пыли, и ты труп, Малуш.

Я улыбнулся:

— А если так? — и сделал шаг вправо.

Надо сказать, удивление на глазах кадильщика и барда удивило даже меня. А потом просто возмутило. Они что, искренне полагали, что северный варвар должен был без малейшего подозрения на мозги шагнуть прямо в пыль?

— Вы чего, вестники тупости? — вырвалось у меня, — Знаете ли, обидно.

Улыбка исчезла с лица кадильщика. Упрямо поджав губы, он тут же махнул ещё коробочкой, и следующий мазок застыл в той стороне, где я хотел обойти. У барда сразу вырвалось неуверенное:

— Эй… — он отпрыгнул сразу на два шага, будто прикрываясь лютней, и с сомнением покосился на вельможу.

А тот вообще спрятался за скалу, выглядывая оттуда. Заметив мой взгляд, он погрозил посохом:

— Ты есть глупый бросс! Мой слуга даёт тебе последний шанс!

Кадильщик не шагнул назад, но нервно теребил носочками и пяточками, думая, что незаметно сдвигает себя назад. У барда же коленки так и дрожали под длинной жёлтой мантией послушника — будь его воля, он бы давно уже был возле вельможи и прятался вместе с ним.

Сколько информации можно считать с этих испуганных лиц?

Два мазка пыли — это ехидная уверенная улыбка, и шаг назад. Три мазка — это спрятавшийся советник и трясущиеся коленки. Значит, это уже много.

Мой взгляд скользнул влево, и будто бы смахнул весь розовый цвет с лиц послушников.

Там ведь есть ещё место, чтобы обойти, не выступая за круг света…

Послушник судорожно сглотнул, его рука с кадилом затряслась. Опасное, очень опасное оружие. Настолько, что он сам его боится.

— Это есть лучевийский маг пыли! — крикнул советник, — Троецария иметь слабых магов пыли. Ты хочешь испытание его силы на себе?

О, сколько же вселенских сил мне стоило не вытянуть лицо в глупом экстазе и с победным «Ды-а!!» шагнуть вперёд. Я впервые видел эту самую магию пыли, и мне очень хотелось увидеть её в действии, хоть я уже и подозревал, что это может быть.

Но собирать себя по кусочкам под укоряющим взором Отца-Небо и под хохот Бездны как-то не хотелось…

— Ну что ж, — я медленно вздохнул, делая вид, что собираюсь с мыслями. А потом шагнул влево…

То есть, сделал вид, что поднимаю ногу и шагаю.

С диким испуганным визгом кадильщик махнул, посылая ещё один мазок и закрывая мне последний проход. Закричал бард, ойкнул и вельможа, скрывшись за скалой.

А я в это время просто упал на пол и перекатился под полосами пыли. И пусть это будет нашим с Отцом-Небом секретом, что эти несколько мгновений я молился, чтобы не задеть нижние концы опасных мазков.

Но вот прошёл миг, и я встал прямо перед послушниками.

— Ну, здравствуйте, грешники…

Кадильщик весь затрясся, как варёные мозги упыря в кипящем котле, и просто заревел, пуская сопли и слюни. Он бессильно смотрел на кадило в своей руке, пытался поднять вторую руку и что-то наколдовать, но у него не хватало мужества. Значит, четыре мазка — это уже самоубийство.

Зато бард вдруг осмелел и шагнул ко мне. Грозно нахмурив брови, он ударил по струнам, и на чистом троецарском грянул его голос:

— Постой, глупый бросс! Не стучи ты дубиной…

Меня едва заметно толкнуло его магией, но мне скорее стало смешно. Вместо ответа я схватил его за ворот, притянул к себе, и у того тут же брызнули слёзы.

— Не убива-а-ай!

— Ты что, — я прижал его к себе, даже погладил по голове, — Мне нельзя убивать.

Барды чувствуют правду. Тот аж разревелся от счастья…