Нет времени

Дальше было круче. Я никогда не забуду чудовищные митинги на Манежной площади, бьющихся в экстазе старушек и крики — «Ельцин-Ельцин-Ельцин!!!»

И бесы уссывались в аду, внимая тому, как призывают слепленного ими из какашек голема.

«Человеком года» в 1990-м стал Анатолий Кашпировский.

А в 1991 году российской народ сделал исторический выбор в пользу свободы и демократии.

4

…Я стоял на неперевёрнутом троллейбусе. Где-то поблизости, вроде бы, были и перевёрнутые, как белобрюхие рыбины на песке. Зачем их переворачивали, непонятно. Вокруг бесновались… нет, пожалуй, никто особенно не бесновался, хотя я-то ожидал именно беснования. Нет, всё было относительно спокойно, даже обыденно. Люди собрались посмотреть на Армагеддон.

Рядом со мной сидели какие-то подростки и курили. Обычные такие подростки, даже симпатичные. Вряд ли они что-нибудь понимали.

Вообще, вокруг было много симпатичных людей.

Я был уверен, что в них надо стрелять, пока они не разбегутся. Я надеялся на то, что у ГКЧП достанет мужества это сделать — начать стрелять.

Потому что эти симпатичные люди убивали свою страну. В общем-то, даже не по злобе, а по глупости. Но от такой глупости можно вылечить только пулями.

«Дядька научил мамку зарезать, и папку зарезать, и братика тоже зарезать. Дядька умный был, с бородищей. Я пошёл, зарезал». — «И кто же ты теперь после этого?» — «Беееедный я сиротинушка».

В дальнейшем выяснилось, что среди этой толпы были практически все те люди, с которыми я сейчас нахожусь в деловых, дружеских, и всяких прочих отношениях (включая мою нынешнюю супругу), так что. И тем не менее, я до сих пор думаю, что несколько выстрелов могли изменить отечественную историю в лучшую сторону.

Я тогда ещё не знал, что пройдёт несколько часов, и вполне неизвестные мне (да кто их сейчас помнит?) Володя Боксер и Миша Шнейдер пойдут «брать» комплекс зданий ЦК КПСС на Старой площади.

5

Быть обманутым не просто неприятно, но и стыдно. Ещё стыднее накосячить так, что плохо станет не только тебе, но и другим. Обманщики это прекрасно понимают и обожают этим пользоваться.

Проглотившему наживку человечку объясняют, что он-де кровью подписался под какой-нибудь гадостью и теперь должен её делать, «как честный человек». «Ты обещал» — говорит обманщик, «ты же у нас честный — иди и делай». При этом почему-то не учитывается, что козыряющее подписанной бумажкой блядво само никаких обещаний не держит и даже не делает вид, что держит. «Я тя, лоха, обул — а ты гнись, гнись». «У меня бумажечка-то — вот она». Если же бумажки нет, в ход идёт обычное блядье присловье: «ты меня замуж взял — сам выбирал».

Точно так же события 1991-го выдают чуть ли не за церковный брак народа российского с ельцинской блядвой и прошмандой, разлучить который теперь может только смерть (понятное дело, народа, а не прошманды — та намерена жить и веселиться, прокучивая имущество покойного супруга). Тогдашние сватьи бабы Бабарихи, сладко певшие народу в уши о прелестях и чистоте невесты, теперь ощериваются гнилыми зубами: "вы выбрали демократию, выбрали рынок, выбрали реформы — теперь не жалуйтесь, не жалуйтесь, терпите и несите эту ношу смиренно, смирненько, смирнёхонько, до гроба. «Вы подписались, вы сделали свой исторический выбор — теперь не жалуйтесь». «Выбрали — несите ответственность».

На самом деле все разговоры об «ответственности» являются точно таким же обманом, заговариванием зубов — для того, чтобы опрометчиво подписавший невыгодный контракт человек не пошёл в суд (земной или высший) и не аннулировал контракт, не послал блядищу по известному адресу и так далее.

Впоследствии многие из тех, кто в ту пору кудеярился в «живом кольце» вокруг бе-де и готовился к сражению с янаевскими супостатами, кое-что поняли. Некоторые, кстати, встретились там же в 1993 году. Иные разорвали контракт с чертоплешью и возненавидели блядищу на престоле позже, но не менее искренне… Другое дело, что это уже было поздно. Но лучше поздно, чем никогда…

Во всяком случае, об этих людях — как говорил Бобр в сказке Льюиса — «возможны два мнения». Но двух мнений быть не может о блядве, которая тогда отнюдь не побежала защищать молодую демократию, а всё больше тсиживалась по огородам — зато теперь вспоминает развесёлые девяностые с причмоками и слюнькой.

Ибо это было её, блядвы, золотое времечко, своя минутка — за которую она, впрочем, успела больше, чем другие успевают за века. Причём дело было нехитрое.

6

«Беловежье» стало невероятным, чудовищным геополитическим преступлением, по сравнению с которым меркнут абсолютно любые примеры национального предательства, известные в человеческой истории. Для того, чтобы хотя бы описать подобное злодеяние, нужно быть либо историком, либо поэтом, поэтому я лучше промолчу.