Нет времени

Дело в том, что героиня мечтает отдать «тело своё белое» настоящему украинцу, желательно — националисту и диссиденту, несгибаемому борцу с «москальством». Представляла она их себе так: «Молодые и красивые, ненамного старшие тебя буйночубые парни, ты мечтала о них, как ровесницы о киноактерах, вот он выйдет на волю, израненный и мужественный, и мы встретимся, — только они никогда не выходили…» Относительно же прочего мужского поголовья «рiдной неньки» у Оксаны твёрдое мнение: «рабы». Разумеется, бедные украинцы в этом вырождении не виноваты — их попортили москали, — но от этого они не становятся симпатичнее. Остаётся рассматривать пожелтевшие фотокарточки крестьянских семей, на которых — парубки, «как дубы», с бычьими шеями, распирающими воротники («вот из кого должна была вырасти наша национальная элита!»). Увы, пареньки полегли «под Бродами» (читай — убиты москалями), а из оставшихся выросли прапорщики Советской Армии, ревностные и туповатые служаки, а также противные учительницы украинского языка, чиновники, не говорящие на мови, некрасивые дети и прочие унтерменши. Дальше там много такого — про «бедную затырканную страну», про чиновников в обвислых штанах и усеянных перхотью пиджаках, про оплывших писателей, «умеющих читать лишь на одном языке» (это опять про неназываемый Russian), про кривые ноги, про «вековечную украинскую обречённость на небытие». Украинцы. Просто украинцы. Которые отвратны всем, — но прежде всего тем, что выжили. Ибо «выживание быстро подменяет собою жизнь, оборачивается вырождением» и т. п. И евгенические оргвыводы: «рабы не должны рожать детей… в рабстве народ вырождается». Отсюда, разумеется, и феминизм — как реакция на «вырождение».

Но остановимся, наконец. Честно говоря, из всего этого следует нехороший вывод: героиня романа любит только мёртвеньких. Точнее, так: или мёртвых, или хоть каким-то образом причастных «тому свету». Что невинноубиенные парубки, что побывавшие «Там» (в ГУЛАГе, то есть в местном заменителе ада) диссиденты, что, наконец, её последний «коханый» — художник, тоже где-то как-то причастный «тому свету» и «чертовщинке», поскольку рисует картинки «с архетипчиками», что-то такое национально-гробовое: ведьмы, чёрные петухи, миски с кровушкой и прочие прелести. Чем и покорил её душу, — но, правда, не тело: с ним «не получалось». В общем, «и тут нехорошо». И неудивительно: живой труп, поднятый на ноги (то есть, проще говоря, зомбированный) «украинской идеей», вряд ли интересен как мужчина.

Впрочем, и стати самой Забужки увядают, о чём она плачется читателю, правда, не без наивного кокетства: вот, дескать, и пышная грудь четвёртого размера (о каковом размере она заботливо сообщает читателю) слегка отвисает.

И, конечно, средостением смерти оказывается Украина как таковая. И точно: в романе полно рассуждений, прямо приравнивающих «Украину» к «Смерти». Венчает их сентенция: «Украинский выбор — это выбор между небытием, и бытием, которое убивает». Навязчивая тема «я живая!» ничего тут не меняет.

Кстати сказать, своё видение Украины госпожа Забужко реализовала не только в тексте. Относительно недавно ещё одна феминистка — госпожа Оксана Чепелик — сняла по культурологическому трактату Забужко небольшой фильм. (На грант Министерства Культуры, разумеется). Фильм состоит из показа подвешенной голой бабы, которую два уродливых карлика всячески истязают: красят, поливают водой, используют её как стол для игры в карты, и так далее. Что сопровождается закадровым зачитыванием трактата Забужко. Так вот, снято всё это унылое безобразие ради простейшей, топорной аллегории: обижаемая карликами баба — это Украина… Которую, соответственно, гнобят москали… И так далее.

Вся эта виктимизация образа Украины, конечно, взята не с пустого места. Основой современного украинского исторического сознания является образ «страдающей Украины», страны-жертвы, страны-добычи, последовательно достающейся разным геополитическим насильникам. При этом считается, что Украина страдает не за свои пороки, а за свои добродетели (что сближает её с героинями романов маркиза де Сада). В роли архинасильника и главного врага, разумеется, выступает Россия-Московия («Московщина»), на протяжении всей истории непрерывно мучавшая и терзавшая Украину. Однако и другие геополитические субъекты — Польша, Германия, и так далее — тоже участвовали в «розпинании Украины». Наконец, всё это происходило и происходит на фоне презрительного молчания Запада, который с ледяным равнодушием взирает на мучения «европейской же ведь всё-таки державы».

Насильники всячески «сливали и поглощали» Украину, лишали политической и культурной самостоятельности, препятствовали её развитию, а также наносили ей прямой физический ущерб, разрушая материальные ценности и истребляя население. Впрочем, последняя тема считается не столь важной: несмотря на непрекращающиеся попытки создать мифологию «украинского Холокоста»,[115] основные потери Украины видят скорее в сфере культуры.